— Достаточно, чтобы разбираться в них не хуже, чем ты в грибах.
— Ты такой умный… — восхищенно выдохнула Дуня.
— Нет, я не очень умный, — сказал Антон тоном уставшего философа, который за неимением достойного собеседника разговаривает с самим собой. — Есть люди поумнее меня. И вообще ум — это вопрос образования, то есть, попросту говоря, прочитанных и понятых книг.
— Я тоже читаю книги! — радостно воскликнула Дуня.
— И что же, интересно, ты читаешь?
В последнее время Дуня сражалась с «Бытием и временем» Хайдеггера, надеясь, что он повлияет на нее таким же решительным образом, как и на всю философскую традицию ХХ века. Но искоса глянув на Антона, вышагивающего рядом, она сказала:
— Ну всякое… Вот Куприн у нас стоит, я его читала.
— «Яму», надо полагать?
— «Яму» тоже.
— Рановато тебе это. Да и вообще Куприн — не лучший из русских писателей. Первый среди вторых, — вынес диагноз Антон, слышавший когда‑то такую формулировку и посчитавший ее достойной заменой чтению этого автора.
— А кто твой любимый писатель?
Больше всего Антон любил Ильфа и Петрова, но планка его авторитета забралась уже так высоко, что пришлось сказать «Сартр».
— А что он написал? — не унималась Дуня.
— «Посторонний». Только не спрашивай про что это.
Она с трудом подавила усмешку. Несмотря на литературную кашу в голове Антона, вопрос «про что?» применительно к экзистенциалистам, с обывательской точки зрения, действительно не имел смысла.
— Почему? — воскликнула Дуня и сделала большие глаза.
— Потому что такие книги не бывают про что‑то. Про жизнь. И вообще мне нужно подумать, так что предлагаю немного помолчать.
Дуня послушно замолкла. Она получала профессиональное наслаждение от этой ситуации, но раздражение, звучавшее в репликах объекта, было совсем не той эмоцией, которой она ждала. Пожалуй что настало время переключаться на заботу и вытягивать любовь за ее прагматичные отростки.
Облака прикрыли распоясавшееся солнце, по обеим сторонам дороги разливались поля чего‑то злакового, что Антон, любивший порядок, решил считать пшеницей. В пшенице стрекотало что‑то, что с куда большей уверенностью можно было считать кузнечиками. Сзади послышалось тарахтение, их догонял трактор.
— До города далеко, уважаемый? — крикнул Антон водителю, лихому парню в телогрейке на голое тело и бейсболке набекрень, когда трактор поравнялся с ними.
— Километров пятнадцать! — крикнул в ответ уважаемый тракторист. — Подвезти?
— Вот спасибо! — сказала Дуня, взбираясь на сиденье. — А то мы уж умаялись.
