Пока патер читает, мадам Гайар вынимает младенца из корзины. Разворачивает. Оставляет на лежанке.
Обитатели заведения настораживаются, затихают, крадутся к новичку.
Мадам Гайар возвращается к патеру, берет его под локоть, уводит.
Как только дверь за ними закрывается, все бросаются к Греную. Трогают. Рассматривают. Щипают. Нюхают.
ПЕРВЫЙ. Он ничем не пахнет!
ВТОРОЙ. Он ничем не пахнет!
ТРЕТИЙ. У него четыре пальца на ноге!
ВТОРОЙ. У него четыре пальца на ноге!
ЧЕТВЕРТЫЙ. Хозяйка сказала, что крысы не стали его жрать!
ВТОРОЙ. Хозяйка сказала, что крысы не стали его жрать!
ПЕРВЫЙ (снова нюхает). Он не пахнет!
ВТОРОЙ (скачет). Он не пахнет!!!
ЧЕТВЕРТЫЙ. Он принесет нам чуму!
ТРЕТИЙ. Это дьявол!
ВТОРОЙ. Это дьявол! Принесет чуму!
ГОЛОСА. Дьявол! Чума! Дьявол! Убить его!!! Убить!!! Дьявол!!!
Накидывают на Гренуя подушку. Бьют по ней. Прыгают. Кричат. Беснуются. Переворачивают лежанки, летит солома.
Вдруг начинают бить друг друга. Рвут волосы. Разбивают стекла и режут друг друга осколками.
Вбегают мадам Гайар и патер Террье. Секунду стоят как вкопанные.
Кто-то бьет патеру стеклом в горло.
Патер хрипит и оседает на пол.
МАДАМ ГАЙАР. Жак Страхолюд идёт!!!
И всё вдруг разом прекращается.
МАДАМ ГАЙАР. Убрать здесь всё. (Смотрит на тело патера). И это. Ужина не будет. (Уходит.)
Все начинают приводить комнату в порядок. Прикладывают к ранам солому.
Кто-то жалобно плачет в углу.
Пахнет обмочившимся перед смертью патером Террье.
И тут время вдруг срывается со своей колеи и несется во весь опор.
Дубы растут со скоростью бамбука, реки замерзают и сбрасывают лед так быстро, что этого невозможно заметить. Урожаи сменяются урожаями. Засухи — дождями. Тысячами родятся младенцы и сотнями умирают. Словно песочные замки ветшают хижины бедняков и дворцы знати.
Мелькают лица постояльцев пансиона мадам Гайар. Падают в колодцы, с крыш, гибнут от кори, холеры, оспы, дизентерии и междоусобиц. Появляются новые. И тоже гибнут.
А Гренуй растёт, встаёт на ноги, произносит первые слова: «Рыбы… Герань… Козий хлев… Савойская капуста… Жак Страхолюд… Да… Нет… Дрова… Дрова… Дрова… Дым…».
И нюхает. Нюхает всё. Весь мир. И в его голове, перед глазами, перед мысленным взором несутся тысячи, сотни тысяч запахов, и он берет их руками и смешивает друг с другом в каких-то невообразимых комбинациях. Он играет ими, как дети играют в свои игрушки.
Время замирает, отмотав двенадцать лет.
