Диона подавила вздох и, изо всех сил стараясь вести себя непринужденно, заговорила.
— Луций Севилий всю зиму был моим постояльцем. Он учил Тимолеона превосходной, изящной латыни.
«А Тимолеон его — жуткому, простонародному египетскому», — подумала она про себя, украдкой взглянула на Луция и изо всех сил стиснула зубы, чтобы не расхохотаться — новый взрыв смеха грозил вот-вот вырваться наружу.
— Твой сын — примерный и сметливый ученик, — заметил Луций Севилий, правда, немного поспешно. — Ты должен гордиться им.
— Он мне мало чем обязан, — съязвил Аполлоний. — После того как мы расстались с его матерью, я отдал Тимолеона на ее попечение. Она сама так хотела: я же счел нужным не препятствовать ей.
Выражение лица Луция Севилия стало ледяным. Посторонний не сразу заметил бы это, но Диона уже хорошо его знала — достаточно хорошо, чтобы разглядеть, что таилось в его глазах и как сжался его рот в твердую узкую линию. Сейчас он казался старше, но крайней мере на свой возраст выглядел.
— В самом деле? Что ж, очень мило и великодушно с твоей стороны — сбыть с рук трудного, неуправляемого ребенка и оставить себе послушного и примерного, — саркастически заметил он.
Аполлоний взвился.
— Ты оскорбляешь меня, милейший?
— Понимай как знаешь. Кстати, что привело тебя сюда! Зачем ты нарушил покой госпожи Дионы?
— Тебе это известно лучше, чем мне, — ответил Аполлоний с кривой усмешкой.
— Ах, вот оно что! Значит, ей нужно твое соизволение, чтобы принимать гостя в своем собственном доме?
— Не просто гостя — если верить слухам.
— Любопытно. И что же ты слышал?
Диона попыталась вставить слово:
— Пожалуйста…
Оба не обратили на нее ни малейшего внимания. Аполлоний, похоже, намеренно взвинчивал себя, чтобы впасть наконец в праведное негодование.
— Я слышал, что в доме дочери Лагидов живет римлянин, увивается за ней, льстит ей, развратил ее своими подарками и в конце концов соблазнил своими прелестями — я вижу, они и впрямь весьма незаурядны. Говорят также, что она втоптала в грязь свое доброе имя, как куртизанка — хуже того: как обычная шлюха.
— По-моему, — отозвался Луций с деланным спокойствием, — ты преувеличиваешь.
— Какое же это преувеличение, если я нашел ее в твоей спальне, рядом с твоей кроватью, чуть ли не в твоих объятиях.
— Да-а, ты совсем не знаешь свою бывшую супругу, да, судя по всему, никогда и не хотел узнать, — заключил Луций Севилий, — если веришь, что она могла позволить себе что-то предосудительное, порочащее ее честь.
