— А это — слишком дешево.
Он улыбался — не столь непринужденно, как было ему свойственно, но так, словно не мог удержаться от улыбки.
Вино я тебе подарю… Я согласен учить Тимолеона и расплачусь с тобой списком «Галльских войн» Цезаря.
— О нет, пожалуйста, не наказывай меня так, — взмолилась Диона. — Уроки латыни и «Свекровь» Теренция[18], переписанная отменным почерком.
— По рукам! Но почему «Свекровь»?
— Просто эта вещь мне нравится.
Луций засмеялся, но затем нахмурился.
— Я не уверен…
— Это — честная сделка, — убеждала она его. — Я — хозяйка дома; ты — мой постоялец. Даже римская матрона не смогла бы ни к чему придраться.
— Ну-у, римскую матрону не убедил бы и сам царь Минос[19]. — Луций Севилий покачал головой. — Однако, кажется, меня ты убедила. Похоже, ты знаешь, как лишить мужчину воли. Но грозить мне компанией евнухов царицы со слащавыми скользкими рожами — дешевый прием!
— Однако он сработал, — поддела его Диона. — Евнухи неизбежны, как мухи, — если только люди Антония сами не найдут себе жилья или не научатся не обращать на них внимания. Боюсь, они зачастят ко мне, как только узнают, что у меня есть убежище. Ну да ладно. Тимолеону ты нравишься. Он даже не подлил тебе уксуса в вино.
— Я полагаю, он еще успеет это сделать, если я поддамся тебе.
Луций откинулся на спинку кушетки с видом человека, проигравшего сражение, которое он, по чести сказать, и не особенно хотел выиграть, и отхлебнул изрядный глоток вина.
— Может постоялец побеспокоить свою хозяйку просьбой угостить его еще одним кусочком этого весьма необычного торта?
Она передала ему тарелку.
— Торт с миндалем и с медом. А специи — секрет хозяйки.
— Какой таинственный торт! — сказал Луций Севилий. Мгновенно проглотил кусок и снова наполнил кубки. Что ж, желаю хозяйке процветать, раз уж она решила стать деловой женщиной.
Диона подняла кубок и отпила вина.
— За процветание! — проговорила она.
Судачить, конечно, начали, как обычно и водится. Но это ничего не значило ни для Дионы, ни для Тимолеона. Луций Севилий был ничуть не обременительным постояльцем. Он входил и выходил через собственную дверь, выполнял все просьбы и приказания триумвира, проводил почти все свободное время в огромной библиотеке Мусейона и александрийской академии или осматривал город и пригороды. Луций учил Тимолеона своей изысканной латыни, а Тимолеон Луция — беглому разговорному египетскому.
Это была самая чудесная зима в жизни Дионы. На улице дул сильный, пронизывающий ветер, приносящий с собой стужу и непогоду, но в доме было тепло, и до Дионы доносились голоса, повторявшие латынь, и нескладные, но забористые уличные египетские стишки. Вечерами, когда не было дел во дворце или храме, она часто ужинала с Луцием Севилием или сидела с ним возле жаровни, болтая обо всем, что только приходило ей в голову.
