— Но разве римляне не предпочитают подобострастие независимости?
Луций Севилий понял, что она имела в виду, и глаза его вспыхнули, но, кажется, не рассердился. Скорее он был немного удивлен.
— Римляне — возможно. Но я — нет.
Громко замурлыкала кошка. Она доела наконец свой завтрак и теперь забралась на колени жрицы, намереваясь умыться. Луций уселся рядом — должно быть, он не имел обычной для римлян привычки гордо стоять в любых обстоятельствах. Он по-мальчишески поджал ноги и стал рассматривать прохожих.
«До чего же хорош, — подумала Диона, — и, похоже, не сознает этого».
Кошка закончила утренний туалет и попыталась завернуться в полу платья Дионы. Геба, сидящая на корточках неподалеку, у стены дома, кинула на нее гневный взгляд, но кошка ничуть не испугалась служанки.
— А твой сын сегодня в городе? — неожиданно поинтересовался Луций Севилий.
У Дионы чуть сердце не остановилось.
— Почему ты спрашиваешь? Ты его видел? Что он делает?
— Ничего особенного, — успокоил ее Луций. — С ним еще один мальчик, помладше. Они играют в салочки. Была на нем ярко-зеленая туника?
— О боги, нет. Если это все, что он натворил, — я просто счастлива.
— Довольно странный оттенок зеленого, — добавил римлянин, — чересчур яркий, по-моему. Надеюсь, он не отдал за нее кучу денег?
— Нет. Кошелек у Диомеда.
— Диомед — это, по-видимому, стражник, — заключил Луций, — а мальчики — ваши сыновья.
— Только один, старший. Младший — сын царицы. Да. Птолемей Цезарь — Цезарион.
И царица… его мать… она позволяет ему так запросто бегать по улицам Тарса, будто сыну простолюдина?
— Тебя, кажется это не удивило, когда ты подумал, что он мой ребенок. А я тоже не отношусь к простым ремесленникам.
Луций понял, что его слегка осадили, и стал осторожнее.
— У царицы, я знаю, есть… были сестры, но…
— О нет, я не сестра Клеопатры. Мой род идет от брата первого правителя Египта Птолемея. Мы никогда не претендовали на трон, но и сборщиками мусора не были.
Теперь Луций Севилий с обидой посмотрел на нее.
— Я не говорил этого. Но чтобы сын Цезаря один бегал по Тарсу… Если Антоний узнает, он будет в ужасе.
— Антоний Цезариону не отец, и даже не опекун.
— Возможно, ему следовало бы быть им.
— Почему? Не потому ли, что египетская царица неподходящая мать для маленького римлянина — даже рожденного вне брака?
— Он сын Цезаря, — снова повторил Луций.
— Но его мать — Клеопатра.
Они сверкнули друг на друга глазами. Диона не могла бы сказать, кто из них раньше понял нелепость этого спора здесь, на краю рыночной площади, когда на коленях у нее спит маленькая бездомная кошка… Она засмеялась первая, Луций — еще того раньше.
