Впрочем…
Милка посмотрела на брошенный у дивана рюкзак, обернулась, давя теперь уже званого гостя тяжёлым взглядом. Спросила задумчиво:
— Водку будешь?
* * *
Проснувшись в очередной раз, она даже не сразу сообразила, утро сейчас или вечер. Голова смутно болела. Хотелось пить.
Морщась, встала. Нашарила чайник под диваном. Пустой. Хорошо, что сапоги надевать не надо — спала прямо в них.
К роднику пришлось спускаться, это огорчило. Подумала, стараясь не задеть чайником близкое дно: «родник на болоте — чистейшей воды бред». Но даже глубина собственных ассоциаций не восхитила.
Мысль о костре тут же вызывала мысль о дровах. И если первая мысль приятно грела, то вторая была омерзительна до дрожи. Милка вернулась в комнату и вытащила из-под дивана коробку с таблетками сухого спирта. Все триста пятьдесят условных литров — даже просто думать сейчас о распаковке пачки было неприятно.
Костёр вышел яркий, нереально-голубой и бездымный. Милка долго смотрела в огонь. Даже когда чай давно вскипел. Грела руки, процеживая голубоватое пламя сквозь пальцы. Ушла в комнату, лишь когда озверевшее комарьё обнаружило, что защитное поле над островом Милка включить забыла. В самом доме защита включалась автоматически с генератором, и это радовало.
Пришелец сидел в углу на скатанном одеяле и что-то то ли паял, то ли клеил из разноцветных деталек. Милка смотрела на него, слегка хмурясь, и думала — что, собственно, положено ощущать в таких вот случаях?
Страх, что всё это сон? Радость — как же, вот оно, слухи не врут, и официальные опровержения значат не больше, чем всегда они значили. Торжество — как же, Москва и Китай далеко, а вот в Красноярске Милка точно первая приобщилась!.. Вчерашнюю злость?..
На самом деле не было ничего.
Ну вот ничегошеньки!
Совсем.
Даже удивления едва-едва хватало лишь на себя — странно ведь это, не ощущать ничего. Впору начинать злиться уже на саму себя — за неспособность ощутить нечто, моменту соответствующее.
Впрочем, раздражения и вчерашней злости тоже больше не было.
Милка поставила чайник на стол, высыпала из пакета печенье и ириски.
— Ты чай будешь? Садись, — и вяло мотнула головой в сторону дивана. Пришелец покосился с интересом, но с пола не встал, лишь передвинулся ближе к столу. Смотрел выжидательно. И тут до Милки дошло, что стаканы остались на полке. Рядом с дверью. В другом углу комнаты…
Милка посмотрела на полку с тоской — вставать не хотелось. Пришелец проследил её взгляд, протянул длинную руку и, неуверенно сняв с полки два стакана, поставил их на стол. Милка испытала почти нестерпимое облегчение. И что-то, похожее на смутные угрызения совести — хотя бы разлить-то надо было бы самой, хозяйка все-таки…
