Молодой человек, чем-то похожий на саму Вику.
— My name is Jack. Nice to meet you.
— Я Вика, очень приятно. Какую дверь?
— To you.
— Ладно.
Почему-то Вика не спорит. Сразу понимает зачем. И открывает — это оказывается на удивление легко. Джек шагает в проем и расширяет его, убирает тонкие незримые стены, которые рвутся, как бумажная пленка. И сознания врываются друг в друга. Изменяют свой путь реки, прокладывая новые русла, сливаются леса Викиных саговников и Джековых гингко. Одно и то же. Теперь все в порядке. Всё наконец так, как надо.
Вика и Джек стоят, держась за руки, и смотрят на серые, зеленые, коричневые пятна собственного Я. Вика знает теперь, что в шесть лет болела корью. То есть, не Вика, конечно, а Джек. Что в шестнадцать лет увлекалась тяжелым роком и ей нравились невысокие брюнетки. Что однажды они с друзьями ограбили пивной магазин, утащив целую бочку пива. Вика улыбается. Она не пьет. Хорошо хоть, она (Джек) никого не убила.
Джек улыбается в ответ. Он теперь наверняка удивит знакомых отличным знанием классической литературы и игрой на арфе.
В небе парят птеродактили. Говорить не нужно — они знают всё.
Они расцепляют руки, кивают друг другу и выходят изнутри вовне. До следующей встречи.
Умирать всегда страшно.
Вообще-то Чарли никогда не боялся смерти — она в его видении мира просто не существовала. Он был, что называется, сорвиголова — экстремальный туризм, альпинизм. Позже — парашютный спорт. И ни одной травмы.
Жизнь только одна — говорил Чарли и в очередной раз бросался в небо. Потом, уже на земле, жадно пил тепловатое красное вино прямо из бутылки и смеялся.
Смеялся до двадцати двух лет, пока врачи не обнаружили у него лейкемию.
Сначала Чарли не верил. Требовал провести еще одно обследование. Ругался, называя онкологов дилетантами. Потом, после ряда анализов, каждый из которых на сложном языке биохимии выносил ему смертный приговор, сдался и поверил. Ему было настоятельно рекомендовано остаться в больнице под наблюдением специалистов. Разумеется, ему предложили дорогую операцию по пересадке костного мозга.
Сам Чарли при этом никакого ухудшения не чувствовал. Его тело было таким же сильным, как и всегда, оно хотело жить, летать и петь, и в то же время в нем уже шли какие-то непонятные сверхсложные процессы, которые сначала сделают его развалиной, а потом убьют. Операция не гарантирует полного выздоровления. И даже в случае выздоровления все то, ради чего стоит жить, будет для него закрыто — небо, горы, всё! И тогда Чарли решил: да какого хрена?
