Петров-Водкин имел самые смутные представления о рекламном бизнесе вообще и особенно о той его сфере, которой собственно занималась потерпевшая. Но версий он выстроил немало. Во главу угла он готов был поставить деньги, хотя могли тут быть совсем другие проблемы. А стало быть, другие причины… Говорили, и даже в газетах писали, что понятие о нравственности у госпожи Наливайко было очень приблизительным. С людьми она ладить тоже не умела. В общем, она была противной. Она была вздорной и бессовестной.
Офис погибшей располагался в подвальном помещении библиотеки для юношества. Этот факт показался Петрову-Водкину каким-то особенно циничным. Получалось, что умные подымались по ступенькам в тишину читальных залов, а красивые шли в подвал за славой… Дверь была открыта, внутри стояла звенящая хрусталем тишина.
— Поминаем, — сурово сказала дама средних лет с лицом работника собеса. — Нашу Афиночку-то, грешницу… — Она молча налила Петрову водки, и тот, чтобы освоиться, лихо опорожнил стакан. — Да вы садитесь. — Суровая дама указала на пустой стул в углу просторной комнаты. — И что теперь делать будем, девочки, просто не знаю, — уныло сказала она.
Девочками были названы две пожилые особы, толстые и некрасивые.
— Это весь ваш коллектив? — спросил Петров-Водкин, прислушиваясь к странному шуму, который доносился из соседней — смежной — комнаты.
— А? Да, весь… Только сегодня нам не до клиентов, сами понимаете…
— А вот если бы я… — Петров-Водкин вдруг отчаянно захотел сняться в рекламе. Просто до озноба. В принципе, если бы пробы прошли успешно, он готов был бы сменить профессию…
— И вот, как нам теперь предприятие перерегистрировать? Вот же, коза, — осерчала бухгалтерша.
— А у нее были враги? — спросил Кузьма Григорьевич, возвращаясь мыслями к своим служебным обязанностям.
— А как же, — хором отозвались толстушки. — Во-первых, из налоговой одна крыса. Во-вторых, дядька одной конкурсантки-крокодила, в-третьих, Наташка Амитова. А вообще — бедная Афина, — посочувствовала одна из них, та, что была посвежее. — Вот сейчас сидим разбираемся. Да собаки в городе не было, которая Афину не облаяла.
— А вы знаете, когда меня укусила собака, то родители заставили врача сделать мне сорок уколов от бешенства, — зачем-то сказал Петров-Водкин. — И я абсолютно не плакал.
— Какое мужество, — фыркнула бухгалтерша. — Только нашу Афину собака не кусала.
— Нет, кусала, в молодости…
— Нет, не кусала…
— А у вас что — мыши? — удивился Петров-Водкин, забираясь ногами на стул. Не то чтобы он их боялся. Но встречи его с мышами всегда заканчивались как-то трагически. Иногда он падал в обморок, иногда мыши начинали как безумные носиться по помещению. — Вы знаете, вам надо вызвать санэпидемстанцию. Все-таки солидное учреждение.
