Он ласково усмехнулся.
– А я прошу (моего) Бога, не дай мне забыть как я любил!
Мэй смотрела на Океаноса, смотрела… «не дай мне забыть как я любил»… А она хотела забыть… Он поразил ее, Тритон, то бурный, то нежный! Он сказал ей «если бы ты забыла, то, стала бы нищей»…
Они вошли в здание, вероятно, входящее в монастырский комплекс. Внутри было прохладно и сумрачно. Океанос позвонил по сотовому, заговорил по-итальянски… Мэй стало жаль, что она не владеет еще хотя бы одним языком.
Она вспомнила, как Сильвия спросила Океаноса «Почему я тебе не интересна?», и подумала, а я… почему? Интересна. Или тут что-то другое?
Мэй подумала, что ты во мне нашел? Я старше, я не умна, и не мудра, я не взяла то, что давала мне судьба, не захотела… Дура вобщем!
Океанос подошел к ней, встал рядом.
– У меня была тысяча женщин! – Вдруг сказал ей он. – Но у каждой розы свой аромат.
Мэй посмотрела на него, улыбнулась.
– Тысяча?
– Ага.
Океанос засмеялся.
– Придурок, да!?
– Нет, – Нежно сказала ему она. – Я так не думаю…
– А что ты думаешь?! Мэй…
Он взял ее за руку, сжал.
Как ей этого хотелось, взять его за руку! И она получила то, что хотела… Как странно… Что это? Благосклонность Судьбы? Или ее прихоть?
– Наверное, ты хороший садовник…
Океанос заулыбался, с грустинкой в глазах.
– Не очень, Мэй… Не очень!
Мэй захотелось сказать ему:
– Как сказать по-итальянски «ты мне нравишься»?
– Tu mi piaci… – Раздался рядом с ними красивый женский голос. – TU MI PIACI!
В Риме Океанос сказал ей:
– Я полюбил тебя. Это уже не влюбленность, это любовь.
Мэй вспомнила «Прокопий Кесарийский отзывался о монахах с горы Синай так: «На этой горе Синае живут монахи, жизнь которых заключается в непрерывных размышлениях о смерти; ничего не боясь, они наслаждаются дорогой для них пустыней»… Я тоже наслаждался пустыней, Мэй, дорогая!»… Она тоже полюбила его, но искушение наслаждаться пустыней все еще велико!
– Мэй? – Тихо позвал ее Океанос. – Ты слышишь меня?
Мэй показалось, что он сказал ей «Услышь меня, Мэй!». Она подумала, да, услышь меня, там, в своей пустыне… Дьявол будет шептать нам, видишь, какая она, человеческая жизнь… одни потери! Видишь?! И мы вспомним все, что мы потеряли – любовь, детей, себя… Мы подумаем, спаси нас, Пустыня! А потом мы увидим Иисуса, далекого как маяк – вечную иглу, что колет: живи любовью, а не смертью!
– «Je passerai sur cette terre/ Toujours reveur et solitaire»7… – Вдруг сказал Океанос.
Он включил музыку.
