Здесь говорилось, что у нас нет гражданского общества и мы никак не можем его сформировать. Я считаю, что оно у нас уже сложилось, если под гражданским обществом подразумевать не круг людей, которые пишут друг для друга и читают друг друга, а общество, в котором каким-то образом представлены интересы всех слоев населения. Ведь что такое гражданское общество? Это некая сумма разрозненных в обыденной жизни граждан страны, имеющих свое, не обывательское, но именно гражданское представление о том, какой должна быть страна, и готовых в кризисный момент объединиться, чтобы реализовать эти представления. Такое гражданское общество в России уже есть, и достаточно фашизированное. Оно и предъявляет литераторам свои ожидания, т. е. свой спрос.
Меня удивила реплика Натальи Ивановой о массовой литературе. Адресую вас к двум статьям; одна из них – статья Дубина об историческом и историософском романе в массовой литературе, в свое время опубликованная в «Знамени» (2002. № 4), а другая – шокировавшая меня статья Иваницких «Masslit» в журнале «Дружба народов» (2003. № 10). Она посвящена нынешней массовой беллетристике и пересказывает немало ходовых сюжетов.
Массовая литература отличается чудовищным антилиберализмом, антидемократизмом, ксенофобией, моральной извращенностью, которые не снились даже Проханову с Лимоновым. Главный герой массовой литературы – это патриот-гебист, который насилует собственных дочерей, но зато с исключительной сексуальной силой, и при этом остается положительным героем, поскольку направо и налево убивает инородцев, депутатов и демократов. Подобная продукция издается огромными тиражами. Это абсолютно фашизированная литература, которая отражает спрос и соответственно сложившийся в массах комплекс гражданских представлений.
Какова в этой ситуации наша вина? Обозначенная мною фашизированность связана с реальным положением дел в стране, с бедностью и моральной уязвленностью населения, и здесь не все на нашей совести. Наша же ошибка в том, что, заявив о либерализме и о либеральных ценностях, мы сразу же исключили из этой системы ценностей идею свободы. Свобода – ценность абсолютная. Ее, как и прочие абсолютные ценности, можно рассматривать отдельно, саму по себе. Но если мы в общественной практике изымаем свободу из контекста прочих ценностей (будь то любовь, правда, добро, родина, культура, милосердие и т. д.) и во имя свободы позволяем всем кому не лень свободно над ними глумиться и свободно их попирать, то свобода в глазах миллионов людей меняет свой облик и, объективно оставаясь ценностью, становится для них неким символом зла.
