Я помню компанию Petco, которая стала фаворитом, потому что продавала товары для домашних животных через Интернет. Это был не просто корм для домашних питомцев, это был интернетовский корм для животных. Что могло быть лучше? Кроме того, компания очень грамотно подобрала талисман – куклу. Кукла сама по себе была очень трогательной, а рекламный слоган – PETCO, ПОТОМУ ЧТО НАШИ ЛЮБИМЦЫ НЕ ВОДЯТ МАШИНУ – лишь добавлял очарования. Они выжали из этой куклы все, что только можно, даже купили рекламу на Кубке США по американскому футболу 2000 года. Компания, которую представляла кукла, стала стоить несколько сотен миллионов долларов после первичного размещения акций на фондовом рынке, даже несмотря на то что бизнес на самом деле терпел убытки, причем большие. Оказывается, доставка пакетов с кормом каждому клиенту может стоить немало.
Мы в Metropolitan Capital не понимали этого. В наших умах не укладывалось, как десятилетия корпоративной финансовой теории могут быть перевернуты с ног на голову и признаны совершенно устаревшими. Как может быть неважным, умеют ли компании вообще зарабатывать деньги? Как рынок может так безумно высоко оценивать те компании, о существовании которых еще два года назад никто не подозревал? Ведь речь шла не о лекарстве от рака. И как люди могли делать такие деньги на акциях Интернета? Эти компании не имели активов, функциональных бизнес-моделей, никакого стратегического преимущества, а у руля стояли 22-летние ребята, отсеявшиеся из колледжей. Эта эйфория шла вразрез со всем, что мы высоко ценим как стоимостные инвесторы. Мы просто не могли этого понять. Сначала мы были ошеломлены, потом разочарованы, затем пришли в негодование.
Некоторые из наших инвесторов спрашивали, почему мы не хотим примкнуть к победителям. Порой у нас возникал соблазн, это казалось так просто. Но в итоге мы не поддались искушению.
Мы искали повсюду. Это не стало сюрпризом, когда в конце концов мы обнаружили, что большой бизнес с реальной доходной мощностью и реальными активами, но без явных связей с Интернетом считался изжившим себя. Настоящие золотые россыпи, такие как промышленные компании, торговались по самым низким параметрам, какие мы когда-либо видели, и данная ситуация никого не волновала. Эти ценные бумаги не были модными или привлекательными и не вызывали никакого ажиотажа. Однако мы знали, что они обладают истинной и непреходящей ценностью.
А американская промышленность все еще нуждалась в ассигнованиях, а финансовая система должна была функционировать. Старый, надоевший бизнес не закрывался. Мы стояли на своем. Изучая рынок, я читала о том, как страну охватывали то паника, то эйфория, то помешательство на голландских тюльпанах. Я знала и о баронах-разбойниках, появившихся перед самым крахом 1929 года. Я видела, как рынки могли отключаться от реальности, но невозможно было знать, надолго ли. Весной 1999 года технологическое пространство начало трескаться под собственным весом. Денег, которые можно было бы втянуть в эту манию, не осталось. Игроки, прибывшие последними, просто не могли поверить, что они пропустили вечеринку. Той осенью возникло короткое оживление, а затем величайшее помешательство, которое когда-либо видел мир, рухнуло.
