– Где ж староста? Куда его носит! все никак собрались… Кого еще надо? – громко, наконец, произнес Филипп, выпрямляя голову. – Эй, Гаврило! – крикнул он еще громче, поглядывая на улицу и обращаясь к старосте, который обходил последние избы, постукивая в окна. – Эй, староста! ступай! Все уж здесь!..
– Иду! – отозвался Гаврило, торопливо направляясь к магазину.
Толпа расступилась и замкнула в свой круг старосту. Человек десять, из которых один только разбирал печать, но не мог читать писаного, легли Гавриле почти на спину.
– Что вы, братцы! – сказал староста, ворочаясь на месте, – думаете, что я от вас утаить хочу, что в грамоте писано… Бери, читай сам, кто хочет…
– Ну, читай, читай! – нетерпеливо вымолвил Филипп, становясь к старосте ближе всех. – Помолчи только, братцы, ничего как есть не слышно.
Вмиг все замолкло.
Гаврило вынул из-за пазухи письмо и прочел довольно внятно и толково следующее:
«Гаврило Андреев, с получением сего приказываю тебе собрать мирскую сходку и объявить о немедленном сборе оброка; в случае если выйдут какие замедления, приказываю тебе не медля явиться в контору и донести мне об этом.
Старший управляющий конторой Попов».
Громкий ропот пробежал в толпе; все заколыхалось и пришло в движение.
– Что ж нам, братцы, делать теперича? – спросил Гаврило с недоумевающим видом.
– А то делать – не отдавать оброка, – вот и все! – сказал Филипп, оглядываясь вокруг и стараясь увериться, не торчит ли где-нибудь писарь, присланный из конторы. – Сказано: срок к Кузьме и Демьяну, – тому, стало, и быть! – прибавил он решительно.
– Писарь сказывал мне, – начал Гаврило, – из Питера в контору такой приказ пришел; сам барин велел оброк представить…
– Господа нашего положения не ведают; это все вертят эти мошенники управители! – заговорил опять Филипп. – Православные! – воскликнул он, неожиданно обращаясь к толпе, причем лицо его сделалось вдруг таким же красным, как волосы и коротенькая курчавая бородка, – православные! что ж вы стоите, молчите? Надо всем ответ держать!.. Что ж это такое! одно, выходит, разоренье! До оброка целых семь недель сроку остается? Откуда теперь взять его? У многих хлеб еще в поле; а хошь и обмолотились, куда его продашь? Цены нет никакой теперь. Даром, что ли, отдавать?
В толпе опять разом все заговорило, так что в первую минуту невозможно было разобрать слова.
– Погодите маленько, братцы, дайте слово сказать! – крикнул Гаврило.
Снова наступило молчание.
