ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ
Те же, Тисбея, Изабелла.
Тисбея
Коль не будет, государь,
В руки правосудья предан
Дон Хуан Тенорьо вами,
Люди и господь предвечный
Снизойдут к мольбе моей.
Жертва кораблекрушенья,
У меня нашел он кров,
Я его спасла, пригрела,
И меня ж он опозорил.
Король
Не навет ли это?
Изабелла
Нет.
ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
Те же, Аминта, герцог Октавьо.
Аминта
Где мой муж?
Король
Кто он такой?
Аминта
Как! Вам это неизвестно?
Муж мой дон Хуан Тенорьо,
И сегодня нас поженят.
Честью мне поклялся он
В брак вступить, и слово сдержит,
Как пристало дворянину.
ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ
Те же, маркиз де ла Мота.
Мота
Правду вам открыть сполна
Время, государь, приспело.
Знайте, дон Хуан Тенорьо
Совершил то преступленье,
За которое я схвачен.
Если нужно, я немедля
Двух свидетелей представлю.
Король
Нет злодею снисхожденья!
Взять его! Пусть казнь он примет!
Дон Дьего
Если за свои заслуги
Я просить награды смею,
То прошу я смерти сыну,
Чтоб не сжег огонь небесный
Вместе с ним отца.
Король
И это
Приближенный мой содеял!
ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ
Те же, Каталинон.
Каталинон
Государь, казните, но
Дайте прежде вам поведать
О событье, небывалом
И неслыханном доселе.
Надругался дон Хуан
Над своей усопшей жертвой,
У которой раньше отнял
Жизнь одновременно с честью:
Изваянье командора,
Камень за бороду дернув,
Он на ужин пригласил.
Ох, зачем он это сделал!
Гость пришел, и мой хозяин
Был им зван на ужин в церковь.
Мы явились, и мертвец,
С нами разделив трапезу,
Так сеньору руку сжал,
Что скончался тот в мученьях,
А покойник рек: "Предать
Смерти за твои злодейства
Мне велел тебя всевышний.
По поступкам и возмездье!"
Король
Что ты говоришь!
Каталинон
Успел
Мой хозяин перед смертью
Вымолвить, что донью Анну
Не сумел он обесчестить.
Мота
Мною за такую новость
Награжден ты будешь щедро.
Король
Справедлива божья кара!
А теперь мы без помехи,
Ибо нет злодея больше,
Свадьбы справим поскорее.
Октавьо
В брак вступить я буду счастлив
С Изабеллой овдовевшей.
Мота
Я - с кузиной.
Патрисьо
Я - с Аминтой.
Приведем мы к завершенью
Этим _Каменного гостя_.
Король
Пусть перевезут навеки
Прах и гроб его в Мадрид,
В храм Франциска благолепный.
ПРИМЕЧАНИЯ
СЕВИЛЬСКИЙ ОЗОРНИК
(El burlador de Sevilla)
Блистательная литературная судьба этой бессмертной пьесы Тирсо де Молина общеизвестна. В той или другой степени с ней соприкасаются имена Мольера и Гольдони, Мюссе и Ленау, Пушкина и А. К. Толстого в драматургии, Байрона, Бодлера и Блока в поэзии, Моцарта в музыке. Критическая литература по этому вопросу необозрима. С легкой руки Тирсо в литературу вошел определенный человеческий тип, за которым навсегда укрепилось имя "Дон Жуан". И сейчас не имеет значения, что и Тирсо создал своего героя не на пустом месте. У него тоже были свои предшественники, свои литературные источники. Ими послужили и народные предания, и дошедший до нас испанский народный романс, и, возможно, театральное представление, разыгранное студиозусами Ингольштадской духовной семинарии в 1615 году. Факт остается фактом: первым, кому удалось создать силой своей художественной фантазии целостный характер и целостную мораль (пусть разрушительного, отрицательного свойства), был Тирсо де Молина. С веками Дон Хуан превращался то в циника, то в бунтаря, то даже в борца за свободу, то в поэта. Различие в толкованиях этого "вечного типа", вероятно, и побудило уже в наше время известного бразильского драматурга Г. Фигерейду поиронизировать по этому поводу. В 1958 году он написал комедию "Дон Жуан", где изобразил неумолимого "обольстителя" застенчивым девственником, а все существующие драматические версии о великом распутнике сплошной ложью и клеветой.
