– Ваня, – могла сказать Роза Максудовна, наша математичка, – на трамвай не успел? Или на троллейбус?
И все начинали смеяться, потому что в нашем городке отродясь не то что трамваев-троллейбусов, и автобусов-то не было, и сейчас нет. Народ передвигается на велосипедах или, в лучшем случае, на байках.
Забавное слово «байк». Произошло от слова «bicycle», то есть «двухколёсный».
Когда-то, ещё малявкой, я думал, что байкер – это человек, который травит байки. Смешно, да? А он, оказывается, на мотоцикле гоняет.
Но байкеры не признают слова «мотоцикл». На мотике может ездить каждый, кому не лень, а вот стать настоящим байкером дано не всякому.
Байкеры утверждают, что байк – это состояние души. Это как первая любовь. Её не так-то просто забыть.
– Ты бы смог разделить свою жизнь с «железным другом», чтобы он стал тебе дороже матери, отца, братьев, сестёр, бабушек и дедушек? – спросил меня как-то раз истинный байкер Толян. Ему восемнадцать лет, и живёт он в соседнем доме. – А? Что ты на это скажешь, дружище? Ты разделишь своё личное время, сон, обязанности и даже своё доброе имя с толпой бородатых мужиков в коже, которые говорят только о байках, живут только байками, мечтают исключительно о байках?
Я бы не смог. Мне хватает и моего велосипеда. Кстати, надо бы камеры подкачать.
Чтобы не слышать глупых комментариев по поводу опозданий, я решил с нового учебного года приходить в школу раньше других.
Двенадцать дней сентября всё было относительно спокойно. Раза два меня вызывали к доске, и я, как всегда, рассказал чуть больше. Но тут уж ничего не поделаешь, если меня вовремя не остановить, я могу говорить и говорить. У меня хорошая память, и я много брожу по Инету.
С одноклассниками я почти не общался. Разве что иногда после занятий мы с моим другом Горбуньковым вместе шли домой – в гробовом молчании, словно и не знаем друг друга. Вообще-то, я его своим другом не считал. Это он сам как-то раз предложил:
– А д-давай д-дружить?
Горбуньков заикался, поэтому зря болтать не любил, только если уж очень приспичит.
Я пожал плечами. С тех пор мы плелись из школы вместе.
Иногда Горбуньков спрашивал:
– Д-дождь б-будет?
Я смотрел на небо и отвечал:
– Не обещали, – и мы шли дальше, медленно, словно пенсионеры.
И вот я сидел в пустом классе. И было тринадцатое сентября прошлого года.
Я смотрел в окно, там ещё по-летнему светило солнышко, вовсю чирикали воробьи, а я разговаривал сам с собой. Дурацкая у меня привычка – думать вслух:
