Отечественная война 1812 года | страница 36

В то время её произвели в поручики с исполнением обязанности ординарца у фельдмаршала Кутузова. Служба была с раннего утра до позднего вечера. Генералы Ермолов и Коновницын ценили «поручика Александрова» и старались давать ему важные поручения.

Дурова отвозила приказы, узнавала о передвижениях русских частей, о путях и переправах, о передовых позициях противника. «Носясь весь день по полям от одного полка к другому, я измучилась, — вспоминала она позднее, — устала и совсем не была рада славе исправного ординарца».

В начале октября Кутузов заметил, что она хромает, и спросил отчего. «Контузия». — «Контузия от ядра! — воскликнул фельдмаршал. — И вы не лечитесь! Сейчас же идите к доктору!» Доктор настаивал на длительном лечении, но Дурова не хотела оставлять армию. «Поезжай домой! — сказал Кутузов. — Мы, может быть, долго ещё будем стоять здесь».

Со слезами на глазах кавалерист-девица поехала на лечение.

Говоря со своим самым исправным ординарцем, старый фельдмаршал хитрил: он со дня на день ждал движения французских войск, но пожалел юного «поручика Александрова».

7 октября французский император повелел своим войскам оставить Москву. Ответа на предложение мира от царя нет, и ждать его было напрасно. Значит, война продолжается. Сидеть в сгоревшей столице в ожидании зимы, не обладая запасами продовольствия и сена, оказывалось опасным.

Хотя ежедневно устраивались парады войск, а вечерами — костюмированные балы, спектакли привезённых из Парижа актёров «Комеди Франсез» и концерты итальянских теноров, моральный дух солдат и офицеров был низок. Спиртного было вдоволь, но хлеба и мяса не хватало. Продолжались грабежи. У всех ворот в Кремль стояли на часах гвардейские гренадёры, одетые в женские шубы, перетянутые на поясе кашемировыми шалями.

На военном совете обсуждалось направление будущего движения: юг или север? Маршалы посоветовали не идти на Петербург, где много болот, плохие дороги и рано наступает зима. Выгоднее виделось южное направление — на Калугу, на Тулу, за которыми открывались богатые и тёплые южные губернии России. Пока же следовало отступать на Смоленск, но не по старой, разорённой дотла, а по новой Калужской дороге. Наполеон утвердил это решение.

Бесконечная вереница разнообразнейших экипажей и повозок с провиантом и награбленным в московских домах имуществом следовала за армией. Дисциплина настолько ослабла, что решительный маршал Даву перестал расстреливать тех, кто подкладывал в армейские повозки ценные вещи, хотя лошадей не хватало даже для артиллерии. Наполеон понимал опасность такого обоза для боевых действий его армии, но это была уже иная армия, и он не решился отдать приказ о сожжении всего захваченного его солдатами.