Я не сомневаюсь, что это вполне достоверное, несомненное свидетельство должно также служить для нас объяснением существовавшего еще во времена Аристотеля, и отмеченного им (у Плутарха, Pelopidas, 18) обычая фивян. «На могиле героя Иолао, – писал он, – любовники и любимые ими юноши еще и теперь дают друг другу обет верности». Плутарх прибавляет к этому в объяснение, что Иолао был возлюбленным Геракла и потому принимал участие в его битвах в качестве его оруженосца. В то время в Фивах довольствовались, по-видимому, торжественной символической формой брака, соответствующей заключению брака перед божественными свидетелями. Но первоначально супружеский акт должен был совершиться вфивах, как и на островеТера, именно на священном местеперед прообразом героя.[326]
Отныне понятно, что имя священного отряда объясняется святостью союза педерастов.
По Bethe, дорийцы первые – постепенно ослабляя религиозный характер первоначально чисто изотерической гомосексуальной любви между мужчинами – сделали ее общественно-признанным учреждением и народным обычаем. Аналогично совершался этот процесс, вероятно, и в других местах.
Как мы уже упоминали выше, известную роль здесь, несомненно, сыграли также союзы полов и такие учреждения, как дома для мужчин; кроме того, распространению гомосексуальных половых отношений способствовало развитие гомосексуальной проституции. Исходной точкой для последней часто служил храм, как и для гетеросексуальной проституции. Нередко между обоими устанавливалась тесная связь. Так, по словам Аполлодора, храм Афродиты блудниц в Афинах и храм богини Ма в Зеле и Комане служили местом пребывания как женских, так и мужских гетер.[327] Это не мешает, однако, тому – как мы уже показали выше – что гетеросексуальная религиозная проституция по существу и корнями своими всецело различалась от гомосексуальной.
Как пережиток примитивной, необузданной половой жизни, вращающейся в более свободной сфере и не знающей никаких социальных ограничений; как одна из видных форм самоотречения, дающая возможность элементарного разряжения избытка сил, проституция находится в связи не только с религией, но и с элементами искусства. Слово «искусство» мы понимаем здесь в самом широком смысле: мы относим сюда не только танцы, музыку и поэзию, но и упоение, экстаз и другие формы самоотречения (например, в мазохизме), вызывающие со стороны индивидуума такие же нарушения поставленных ему границ, как это бывает при религиозном экстазе (Inbrunst). Это та «дионисовская восторженность, сопровождающаяся уничтожением обычных стеснений и границ бытия», о которой Ницше
