Картины эти оправлены в роскошные рамы. Бесподобная с темной позолотой резьба по дереву, производящая такое великолепное впечатление в восточноазиатских храмах, служит здесь в большинстве случаев декоративным фоном. Большие зеркала в центре и боковые кулисы служат рефлекторами для громадного количества света, притекающего из скрытых источников.
В этом дрожащем потоке света и красок сидят, отделенные от публики узкими решетками из палочек, самые красивые японские женщины. Волосы их уложены в прелестные прически, лицо, согласно обычаю страны, сильно накрашено и напудрено, и они одеты в лучшие произведения японской шелковой индустрии. Кимоно из материи темного, насыщенного цвета, вокруг стройной талии – «оби», пикантно оттеняющий по цвету кимоно. Поразительно красивые картины следуют одна за другой. Рельефные украшения и обстановка меняются от одного дома к другому. В одном месте – пестрая, красочная обстановка в наиболее современном молодом стиле, с девушками в платьях из материй в больших цветах. В другом – мебель из японского черного дерева, мебельная материя и ковры темного цвета, и на них нежно выделяется мягкий гелиотроповый цвет кимоно. Затем опять на ярком золотом фоне – блестящий черный цвет одежды, точно темная рама, оттеняющая бледное, нежное личико djoros.
По 10-20-30 сидят девушки в своих золотых клетках без движения, одна подле другой длинными рядами на полу, покрытом коврами. Внимательно осматривают они острым взглядом шумящий кругом живой поток, не расставаясь в то же время с зеркальцем, пудреницей и румянами. Крошечная трубочка – после обязательных трех потягиваний – непрерывно опоражнивается.
Молча сидят эти прекрасные изображения пагоды. Изредка только обмениваются они словом между собой, еще реже – с внешним миром. Ничто не оскорбляет взгляда непристойностью, ничто не шокирует изумленного иностранца, которого часто приветствуют ласковым кивком головы или дружеским жестом узкой руки. Женская честь не пятнается здесь в пошлой, безобразной форме. От этой современной женщины веет на нас дыханием того эллинского, античного воззрения на любовь и чувственные наслаждения, которое видело благородство полового инстинкта не в шаткой благопристойности, т. е. не в вопросе звания, а в сочетанном с красотой достоинстве личности. Здесь этот идеал осуществлен».[427]
Мимо блестяще освещенных, постоянно сменяющихся картин, многотысячная толпа скользит в тени улиц, с шутками и звуками восторга на устах. Мы плывем, увлекаемые общим потоком, вдоль спутанных улиц и переулков. Уже наступила полночь и восторг толпы возрос до дионисьевского дифирамба. Из освещенных открытых окон раздаются звуки пенья с аккомпанементом гитары. В чайных все усиливается шумное веселье.
