— Что ты смеешься? — спросил Паша, — А — а это. Я сам мимо отражающих поверхностей стараюсь не ходить: не могу удержаться от смеха.
— Зато лежать весело.
— Не то слово. Правда, не столько весело, сколько — познавательно. Отец уже давно рассказывал, что отделение реанимации не полагается освящать — нельзя возвращать душу, которую забрал Бог. И поэтому в реанимации какое‑то постоянное фоновое напряжение. И место там нехорошее: постоянно раздаются какие‑то стоны ниоткуда, двери хлопают и там постоянно кого‑то видят.
— Ну, еще бы — врачи, пациенты…
— Нет, я не об этом. Хотя, в чем‑то ты права: действительно — пациенты. Только бывшие.
— Благодарные?
— Нет, умершие там.
— Брось, я в это не верю.
— Я раньше тоже не верил. Думал — отец меня обращает. Но здесь я сам многое видел и слышал. Здесь так интересно! Я еще в морг собираюсь сходить.
— Ну, вот видишь — жизнь прекрасна, а ты хотел отравиться!
— И вправду, что это я? А хочешь — пойдем со мной? Я тебе кое‑что покажу — сразу поверишь.
— Во что?
— Во все…
— Нет, мне нужно идти.
— А — а-а, испугалась!
— Нет, меня ждут. До свидания. Ой, совсем забыла — в морг иди сам, не позволяй себя везти.
— Спасибо — учту.
Марина повернулась к Паше спиной, собираясь уйти. Формально Паша уже вышел из детского возраста, но фактически этот процесс был еще не завершен. А Маринины волосы были уложены в такой соблазнительный тяжелый узел и заколоты такой соблазнительной большой шпилькой. Паша привстал на цыпочки и быстро вынул шпильку двумя пальцами.
— Лётова, а я не знал, что у тебя есть волосы, — сказал он, оценив увиденное.
— Что ж я по — твоему — лысая? Вот, дурак, что ты наделал! Я же не успею сходить домой, причесаться до закрытия отделения.
— И не надо. Так всегда и ходи. У тебя очень красивые волосы.
— Спасибо.
К Леше девушка пришла расстроенной. Она каждый день так тщательно причесывалась, а тут предстанет перед ним растрепанной и неаккуратной.
Первое, что Леша ей сказал, было: "Ты прекрасно выглядишь. Почему ты раньше не распускала волосы? Так всегда и ходи. Я вижу — ты чем‑то расстроена. Что‑то случилось?"
— Нет, все в порядке.
— А меня завтра выпишут.
— Ну, наконец‑то.
— Мотоцикл соберу.
— А ты, разве, его не разбил?
— Один разбил — три осталось.
— Ты, что, — богатый — столько мотоциклов?
— Нет, я их из старых собираю.
— Понятно. А меня покатаешь?
— Конечно.
Они разговаривали еще долго. Выходя из отделения, Марина увидела на стене зеркало и посмотрелась в него. Зря она так расстроилась — ее длинные волосы красиво лежали и смягчали резкие черты лица. И зачем она все это время носила этот дурацкий пучок?
