Тем временем дедушка подошел к Лейле и обнял ее.
— Эх, внученька, вот так всегда: красивая — значит — шалава. А ведь тебе всего пятнадцать. Что же потом‑то будет? Э — хе — хе — е… Ты не слушай никого — это они от зависти. Палкой мне что ли отгонять твоих поклонников? А?
— Дед, а она тоже что ли на филфаке училась?
— Кто?
— Ну, тетя Люда.
— А, эта. Нет. Она с дошфака.
— И откуда ты тогда ее знаешь?
— Да, русский у них вел. Двух слов связать не могла. И слава о ней шла дурная. И не зря — убедился на собственном опыте.
— Ты, что, с ней…?
— Нет, что ты, но она предлагала. А я заставил ее выучить.
— Да — а… Жестоко.
— Не то слово. Я так обрадовался, когда она Димку встретила.
— Димку?
— Ну — отца Дмитрия. Он ее из такой ямы вытащил. Если бы не он — страшно подумать, что бы с ней стало. Вот, теперь и праведная такая, что надоело все. Вот, и осуждает всех.
— Можно подумать, ты ее не осуждаешь?
— Нет, не осуждаю. Никогда не осуждал, всегда жалел. Да и вообще — она — такая страстная мне нравиться гораздо больше, чем все эти амебные верующие девочки. А она теперь имеет моральное право быть праведной. А вообще, внученька, ты на нее не обижайся — ее можно понять: чуть сына не потеряла. Ты, наверное, не помнишь — у них с Димой еще дочка была, только умерла совсем маленькой. Жалко так. Хорошая была девочка. Такая резвушка.
— Дед, ведь он и в правду из‑за меня отравился.
— Ты его что ли отравой накормила? Никто его не заставлял. Сам виноват, что такой дурак.
— Ой, дедуль, ты бы знал, как мне все это надоело.
… Паша лежал в районной больнице. Отец использовал свои связи, и в психушку его не забрали. Мать, отец и братья часто навещали его. Старший брат (священник, как и отец) даже приехал из соседнего города. Он и родители пытались уговорить Пашу обратиться к Богу, но потом сказали, что любят его таким какой он есть, пусть только не оставляет их больше. Паша не обратился, но пообещал больше не травиться.
Лика быстрым, то есть своим обычным шагом, шла домой с работы. Вдруг кто‑то преградил ей путь.
— Лика! Как давно я тебя не видел, — перед ней стоял Саша — ее старый знакомый.
— Как дела? — спросила Лика.
— Хорошо. Мы выпустили новый журнал. Скоро из непризнанного писателя я стану признанным.
— Какой это номер по счету?
— Уже десятый.
— Ну, тогда — конечно. Ты скоро станешь известным.
Саша давно писал довольно посредственные, зато с высокой идеей, рассказы. Он занимался в литературном объединении под руководством недалекого ума и неблестящего таланта мужчины, постоянно делавшего замечания не по существу. Они издавали свой журнал, имевший мизерный тираж и среди них же расходившийся. И Саша ждал, что станет известным.
