университете?
— Точно.
— И что ты преподаешь?
— Английскую литературу, — ответил Перри, не желая признаваться абсолютно постороннему человеку, что будущее у него весьма туманное.
Но любопытство Димы не знало границ.
— Слышь, а Джека Лондона знаешь? Самый известный английский писатель.
— Лично не знаком.
Дима явно не понял шутки.
— И тебе он нравится?
— Просто обожаю.
— А Шарлотта Бронте? Тоже нравится?
— Очень.
— Сомерсет Моэм?
— Чуть меньше.
— У меня все их книги есть. Полным-полно. На русском. Шкафы битком набиты.
— Прекрасно.
— Ты читал Достоевского? Лермонтова? Толстого?
— Конечно.
— У меня они тоже есть. Все лучшие писатели. И Пастернак. Знаешь что? Пастернак написал про мой родной город. Назвал его Юрятин. На самом деле это Пермь. Пастернак, блин, назвал его Юрятин — хрен знает почему. Писатели так всегда делают, они чокнутые. Видишь мою дочь? Ее зовут Наташа, ей плевать на теннис, она книжки любит. Эй, Наташа, поздоровайся с Профессором.
Неторопливо и рассеянно, явно намекая, что ей помешали, Наташа подняла голову и отвела волосы с лица. Перри только успел подивиться ее красоте, а девушка уже вновь погрузилась в чтение.
— Стесняется, — объяснил Дима. — Не любит, когда я ей кричу. Видишь книжку? Это Тургенев. Известный русский писатель. Мой подарок. Она хочет книжку — я покупаю. Ладно, Профессор, твоя подача.
— И с тех пор я стал Профессором. Сто раз ему говорил, что я не профессор, но он не слушал, поэтому я сдался. Через пару дней меня весь отель звал Профессором. Чертовски странно это слышать, особенно когда ты решил вовсе бросить преподавание.
Меняясь сторонами при счете 5:2, Перри с облегчением заметил, что Гейл отделалась от настырного Марка и уселась на верхней скамейке, меж двух маленьких девочек.
Игра шла в хорошем темпе, сказал Перри Люку. Не самый лучший его матч, но тем не менее — по крайней мере, пока он играл вполсилы — смотреть было весело и интересно (если предположить, что зрители пришли сюда развлечься, в чем Перри сомневался: все собравшиеся, кроме близнецов, сидели как на молитвенном собрании). «Играть вполсилы» в представлении Перри значило не набирать темп, принимать мячи, идущие на вылет, и отбивать, не особенно заботясь о том, где приземлится мяч. Учитывая разницу между противниками — в возрасте, опыте и подвижности, если уж говорить честно, — которая теперь стала очевидна, единственной заботой Перри было сыграть достойно, не лишить Диму самоуважения и наконец позавтракать с Гейл. По крайней мере, так он думал до тех пор, пока они вновь не поменялись сторонами. Дима цепко ухватил его за плечо и сердито прорычал:
