Спросившись у Веры, я собрался гулять: надо зайти к Тольке Уткину, узнать, какие задали уроки. Но тут появилась бабушка Анна. На ней вязаная кофта с множеством дыр, словно в бабушку пальнули из охотничьего ружья; на голове полушалок, а из-под него выбиваются седые волосы — ей уж скоро на пенсию. Лицо у бабушки Анны все в морщинах, руки сухие, узловатые, кожа на них потрескалась от присучки нитей.
— Ох, касаточки мои! — заголосила она жалобно. — За что же страдать-то вам, сиротиночки неутешные! При солнышке тепло, при матери добро. У детины заболит пальчик, а у матери — сердце. А без нее-то как?!.
Она всегда начинает с этого, как приходит, мы уже к ней привыкли.
Вера спросила, не знает ли бабушка Анна ненароком, что такое «леталис». Бабушка Анна долго думает и говорит виновато:
— А может, знала, да забыла. Слов всяких пропасть, поди-ка упомни.
— Наверно, какое-нибудь медицинское, — делает предположение сестра.
Бабушке Анне теперь не сидится.
— Грамотеев в доме много. И то пойду, поспрошаю.
До ее возвращения я никуда не ухожу. Мне тоже интересно знать, что это за слово.
Бабушка Анна обошла все квартиры, но ничего не узнала.
Тогда Вера решила, что я ослышался, больше расспрашивать нечего, надо садиться обедать.
И мы сели обедать. Не успели ложку ко рту поднести, в дверь тихо постучали. Вошел дядя Ваня Филосопов. В руках у него очки с одним стеклом и потрепанная книга.
— Извините, — вежливо сказал он, топчась у порога.
Вера пригласила его присесть, но он отказался.
— Извините, — повторил дядя Ваня, на этот раз почему-то шепотом. — Вы интересовались словом «леталис». Это латинское слово переводится «смертельный…»
Мама умерла под утро.
Меня словно кто толкает. Я силюсь открыть глаза и не могу. Мне кажется, что в комнате много людей, они ходят и мешают друг другу.
— Зеркало завесьте, — доносится голос бабушки Анны.
Зеркало закрывают, когда в доме покойник, — об этом я где-то слышал. Но никак не могу понять, зачем вся эта суета в комнате. Будто я сижу рядом с мамой, мы пьем чай и слушаем, что говорят вокруг нас.
«Они думают, что я умерла», — шепчет мне мама и нехорошо смеется.
Наверно, я закричал, потому что меня стали успокаивать. Тут уж я совсем проснулся. Поеживаясь от холода, соскакиваю на студеный пол, но бабушка Анна неожиданно сильными руками укладывает меня обратно в кровать.
— Спи, еще ночь…
Она морщится и поминутно вытирает глаза подолом передника. Жалеет маму. Ведь они вместе работали…
