Я объяснял:
— Применение нашего метода позволяет кости срастаться первичным натяжением, как срастается рана мягких тканей.
— Ну, а что же известные всем фиброзная, хрящевая стадии сращения? Куда они у Вас делись? — недоуменно пожимая плечами, вопрошали из зала.
— Они не нужны, если пораженная кость, ее отломки сжаты, фиксированы надежно. Это как раз и достигается с помощью нашего аппарата, — объяснял я, снова и снова обосновывая теоретически свои результаты. — Кость — это же такая активная ткань, как мышцы, как кожа. Она совсем не малоактивна, как пока считается вами, коллеги.
Но мои слова тонули в гуле недоуменных возгласов.
— Восхищен, изумляюсь, но, считаю, подражания не достойно, — прокомментировал мое сообщение один из участников конференции, в общем-то, по отношению ко мне настроенный вполне доброжелательно. А в перерыве он отозвал меня в сторону и доверительным тоном посоветовал:
— Поскольку стремительность сроков излечения вашим методом просто не вмещается в сознание, завышайте эти сроки, тогда поверят скорее.
Но я не считал возможным следовать такому совету. Сегодня не поймут — завтра поймут. Не поймут завтра — послезавтра убедятся. Ибо я доказывал свою правоту не эмоциями, не словом, как мои оппоненты, а убеждал фактами. В медицине же факты, говорил еще академик Павлов, воздух и крылья ученого.
Скажу прямо: оппонентов, и подчас настроенных против меня весьма воинственно, было немало. Часть их искренне сомневалась в возможностях предложенной мной системы лечения, ничего общего не имевшей с традиционной (у этих людей дело заключалось, скорее всего, в психологическом барьере, который, как известно, очень часто и оборачивается консерватизмом). К сожалению, появились — в том числе среди многократно «остепененных» ученых — и такие противники, что сознательно лили грязь, ставили, казалось бы, непреодолимые барьеры на моем пути. Прозвучавшая тогда из их «лагеря» нелестная оценка нового метода («лихачество, какой-то слесарный подход к медицине») была еще не самой язвительной и резкой. Сколько же сил, времени пришлось потратить на дебаты со всяческими, как мы их называли, «грязелитейщиками»! Воинственность данной категории оппонентов объяснялась одним: быстрое внедрение нового метода доказало бы полную несостоятельность того, что многие годы помогало им держаться на хирургическом Олимпе. Несмотря на все, я был уверен в правильности избранного мною в медицинской науке пути. И усердно, не щадя сил, накапливал факты, подтверждающие мою правоту.
