Джейн танцевала божественно; казалось, ноги ее вовсе не касаются пола и она парит над ним. В какой-то момент Джоселин понял, что улыбается ей. Более того, он был почти уверен, что ее синие глаза лучатся ответной улыбкой.
Только когда стихла музыка, герцог осознал, что невольно изменил себе – не сумел сохранить на лице маску надменного высокомерия. И еще он почувствовал, что у него ужасно разболелась нога.
– Я пойду к себе, – сказала Джейн.
– К сожалению, я не могу пойти с тобой, у меня полный дом гостей, – проговорил Джоселин вполголоса.
Она высвободилась из его объятий в тот момент, когда все уже успели поменять партнеров и приготовились к следующему танцу.
– Но я провожу тебя до комнаты, Джейн. О, можешь не смотреть так на мою ногу. Я не калека. Возьми меня под руку.
Разумеется, все видели, как они выходили вместе, но Трешема это не беспокоило. Ведь он не собирался задерживаться… К тому же он твердо решил, что Джейн не останется в его доме надолго – чтобы не возникло ненужных слухов.
В холле и на лестнице царила тишина – гулкая и таинственная. Подобная тишина могла бы подействовать на них отрезвляюще, однако этого не случилось. Впрочем, Джоселин не пытался завести разговор. Превозмогая боль, он медленно поднимался по лестнице, причем боль с каждым шагом усиливалась. Герцог не проронил ни слова, пока они не оказались в коридоре. Остановившись у комнаты Джейн, он сказал:
– Вы пользовались успехом, как я и предсказывал. Даже большим успехом, чем можно было ожидать.
– Спасибо, – кивнула она.
Герцог, похоже, не собирался уходить.
– Ваши родители могли бы вами гордиться, Джейн.
– Да, они… – Она осеклась и испытующе посмотрела на Трешема. – Вы хотели сказать, что мои приютские воспитатели могли бы гордиться мной, не так ли? Но талантом не стоит гордиться, ваша светлость. Мой голос – не моя заслуга. Он был дан мне от рождения, как вам – талант композитора и музыканта.
– Джейн… – Джоселин склонился над ней, и его губы прижались к ее губам.
Он даже не пытался обнять Джейн – просто поцеловал ее, и она ответила на его поцелуй. Наконец он отстранился и, чуть отступив, внимательно посмотрел на нее.
Глаза ее затуманились, щеки горели, влажные губы приоткрылись. Трешем чувствовал, как пульсировало у него в висках, и слышал, как гулко билось его сердце. Если бы только…
Он снова заглянул ей в глаза, а затем распахнул дверь ее комнаты.
– Хорошо, что у меня гости. Так нельзя, верно? Еще бы немного… Спокойной ночи, Джейн.
