(«Увы, врать тоже надо уметь, – пронеслось в голове Масуда. – Зухра, моя добрая нянюшка, не одобряет лжи. Однако она признает, что иногда в жизни без нее не обойтись. И потому она, эта неправда, должна быть очень умной, чтобы сойти за истину. Вот не придумал мальчишка оправданий заранее… И выставил себя дурачком».)
– Мальчишка, – рассказывал тем временем Максуд, – молчал. Но предводителю каравана было мало того, что юнец выставил себя дурачком. Ему нужна была правда. И потому он продолжил пытку.
– Так значит, ты отошел по нужде. А факел просто перепутал с посохом, которым куда удобнее отбиваться при нападении… Что молчишь, умный отрок? Отчего не пытаешься переубедить толстого старика, которого лишь легковерные дураки могут призвать быть предводителем каравана?
И тут мальчишка разрыдался. Слезы ручьем текли по его лицу, он шмыгал носом и пытался что-то сказать, но, кроме стука зубов, Максуд не слышал ничего.
– Да будет тебе. Угомонись. Прекрати, я сказал!
Но мальчишка не мог успокоиться. Тогда Максуд решил, что он более ничего не скажет этому юному глупцу, но постарается не спускать с него глаз до того момента, когда поручение чинийских купцов не будет исполнено в точности и без потерь. А пока недурно будет привязать его длинной веревкой к седлу – верблюда вести сопляк сможет, а вот сбежать – вряд ли.
Светало. Пофыркивали, отряхивались от короткого сна верблюды, ежились от утренней свежести люди, умываясь и плотнее запахивая толстые полосатые халаты. Гасли костры, заливаемые остатками чая. Караван готовился выступать в путь.
Мальчишка, привязанный кушаком к седлу первого верблюда, неловко взобрался наверх. В глазах его горел такой гнев, что Максуду стало не по себе. Только сейчас он понял, что с самого начала мысли свои направил он не в ту сторону.
– Аллах всесильный, – пробормотал он, – а я прикидывал, вспоминал своих старых врагов. А думать-то надо было о врагах новых. Что ж, посмотрим, кто появится на закате и куда приведет этого неизвестного моя хитрость.
Верблюды не спешили, отмеряя своими узловатыми ногами фарсах за фарсахом. Дремал в седле привязанный мальчишка, так и не сказавший Максуду ни слова. Молчали и остальные погонщики, если и удивляясь необычному пути, каким следовал караван, то никак не показывая этого.
Тропа через горы оказалась весьма короткой и вскоре вывела путников к шумному селению. Нет, это был не обычный караван-сарай, это был почти город. Многоголосый и многоязыкий говор на его улицах напоминал сам Багдад, столицу всех правоверных. Зазывалы у распахнутых настежь ворот целой улицы караван-сараев пытались перекричать друг друга, расписывая прелести отдыха именно здесь, у гостеприимного хозяина Мустафы, Энвера, а потом и вовсе Фердинанда. Но караван все шел и шел.
