Восхищение и любовь мальчика к отцу светились у него во взгляде. Сын проводил с ним лето, да и сейчас оставался с ним вместо того, чтобы наслаждаться рождественскими каникулами. Он был рядом с отцом с того самого момента весной, когда в исследованиях произошел перелом и революционная система хранения электричества стала показывать многообещающие результаты, отказавшись даже от более теплого общества матери — Александрии.
Мальчику было всего десять лет, когда профессор закончил сборку двигателя внутреннего сгорания. Мотор, переделанный из парового поршневого двигателя, тоже был революционным и очень-очень секретным. Однако Октавиан даже в столь юном возрасте догадался, что насос, закачивающий то иливо в камеру сгорания, неэффективен, попросту наблюдая за его работой. Он принялся возиться с конструкцией отца и всего за три месяца, пользуясь только деталями, выуженными из металлолома, сумел соорудить насос, назвав его инжекторным насосом дистиллята керосина, использовавший для приведения в движение сам же двигатель. Керосин получили из сырой нефти благодаря открытию, недавно сделанному в Америке. Первые три раза двигатель глох, но с тех пор, как они вдвоем придумали способ фильтровать мелкие брызги керосина, устранив из дистиллята нефти все загрязнения, мотор не отказал ни разу.
Улыбнувшись сыну, профессор Эрталль снова достал часы из кармана белого халата и поглядел на циферблат:
— Почти три часа утра, Октавиан; твоя матушка за такое бросит меня во фьорд.
— Если кто и ведает, что вы попросту забылись за работой, так это матушка. Она преспокойно и крепко почивает.
— Да, полагаю, что так, но тем не менее я вызову карету и велю отвезти тебя домой.
— Отец, дома я лишь теряю время попусту. Матушка лишь толкует о том, каким великим человеком я стану в один прекрасный день.
Убрав дневник, профессор улыбнулся:
— Часть ее, которая в том нуждается, никогда больше не ощутит соленые брызги или прикосновение моря. Это печальный факт для нее, сынок. Твоя мать, э-э… отчасти… совершенно особенная женщина, вышедшая из совершенно особенного народа. А раз они были особенными — и остаются такими, мы и устроили все это, — он обвел жестом лабораторию. — Все это для них. Мы преданы морю, Октавиан, оно у нас в крови — в самом буквальном смысле. Без этой своей особой части твоя матушка умерла бы давным-давно.
Но мальчик уже не слушал, стоя перед горой заключенных в каучуковую оболочку батарей. Запахнув одеяло поплотнее, он ушел в собственные мысли.
