Эштон не удивился, что Крейг уже знал об этом; все, что касалось еды, не оставалось для Крейга незамеченным.
– Посмотрим. Еще ничего не ясно.
– А твой ресторан в Лас-Вегасе? Его открытие намечено на следующей неделе. Там все в порядке?
– Скажу через пару недель.
Крейг рассмеялся:
– Рад, что мы встретились. Раз в неделю я работаю в церкви неподалеку волонтером. Еотовлю горячую еду для людей. Составишь мне компанию?
– Конечно.
Как только Эштон вошел в наполненную народом церковь, тело его напряглось от нахлынувших воспоминаний. В детстве он был вынужден, оставив свои игры, помогать матери готовить еду для бедных, в то время как отец читал проповеди туземцам. Это были безрадостные и утомительные дни. Но, надев фартук и засучив рукава, Эштон вспомнил и день, когда все для него изменилось. Когда тяжелое и утомительное занятие превратилось в творчество.
Эштон включился в ритм работы, будто не было прошедших двадцати лет. Оглядываясь на те дни, он вспоминал, что постоянно испытывал подавленность и досаду, чувство сострадания было чуждо его юному сердцу. Сейчас же, видя благодарность в глазах тех, кто проходил мимо него, Эштон вспомнил, скольким людям помогли его родители.
Может, он был слишком жесток по отношению к ним? Но он до сих пор не мог смириться с тем, что его отец стремился навязать другим свои ценности. Эштон постоянно конфликтовал с ним. Если бы отец прислушался к нему хотя бы раз, возможно, Эштон не ушел бы из дома.
Через несколько часов, выслушав благодарность руководителей команды волонтеров, Эштон вышел вслед за Крейгом на улицу. Он и не предполагал, что так проведет утро, но это заставило его кое о чем задуматься.
– Спасибо за помощь. Тебя куда-нибудь подвезти?
Эштон покачал головой:
– Я немного пройдусь.
Попрощавшись с другом, Эштон решительно зашагал по улице. Ему надо было избавиться от напряжения. Он еще не получил никаких известий от Гайлса. Учитывая то, что перелет Харпер должен был занять двадцать шесть часов, а разница во времени между Нью-Йорком и Йоханнесбургом составляла семь часов, Харпер должна была прибыть в Преторию примерно в час ночи по нью-йоркскому времени, учитывая все ее пересадки со временем ожидания. Отсутствие связи с ней беспокоило его. Он жаждал услышать ее голос и поделиться с ней теми чувствами, которые он испытал во время работы на кухне для бедных.
В Харпер было нечто такое, что побуждало его открыться ей. Эштон не совсем понимал, зачем он рассказал ей о своих родителях и о том, почему он ушел из дома. Он никому не рассказывал о своем прошлом. Может, он стыдился того мрака, в котором тогда пребывала его душа?..
