Знание-сила, 2002 № 01 (895) | страница 26
Нам предстоит примириться с нашим космическим одиночеством. Если время не замедляется, как обещал нам Эйнштейн, то инопланетяне никогда не доберутся до нас, равно как и мы до них. Человек, отправившийся в великое космическое путешествие, в таком случае старится теми же темпами, что и его пресловутый брат-близнец – домосед, дряхлеющий где-нибудь в городской квартирке. Рожденный ползать и рожденный летать живут по одним и тем же часам.
С математической точки зрения теория относительности выстроена, в самом деле, безупречно. «Ошибку», заложенную в ней, мы осознаем только сейчас: теория эта не имеет никакого отношения к реальной действительности. Причина туг кроется в особенностях мышления Эйнштейна. Для него мироздание представлялось областью чистой кинематики. Предложенные им формулы учитывали одни лишь особенности движения тел. Он не обращал внимания на силы, действующие на эти тела.
Многие процессы в мире мы часто склонны рассматривать именно кинематически, упрощая их подлинную картину. Так, чтобы измерить скорость поезда, приближающегося к вокзалу, я умозрительно останавливаю поезд и «привожу в движение» вокзал: он проносится мимо поезда. Однако я ни на мгновение не допущу, что так обстоит дело и в действительности. Нет, вокзалам не пристало никуда мчаться. Движутся лишь поезда.
Почему же Альберт Эйнштейн подходил ко всему происходящему только с чисто кинематической точки зрения? Объяснить этот феномен если и можно, то лишь обратясь к психологии великого ученого. Умозрительные эксперименты всегда интересовали его куда больше, нежели реально происходящее. Это было неотъемлемым свойством его характера. В этом – в умении мысленно отринуть происходящее – крылась его свобода. Как отмечает Абрахам Пейс, один из его биографов, Эйнштейн был «самым свободным человеком, которого я когда-либо знал».
Теория Эйнштейна не состыковывается с квантовой механикой – основным уставом микрокосма. Возможно, примирить их сумеет «теория струны». Согласно ей, мир состоит из… незримо тонких, вибрирующих нитей. От характера их колебаний зависит облик элементарных частиц.
Столь же свободно гений обращался и со своим собственным сочинением. Частная теория относительности, написанная за рекордно короткие сроки – пять-шесть недель, – после публикации уже не интересовала его больше.
«Свободный человек Эйнштейн», – решительно возвестивший: «Эфира нет, свет абсолютен», – снизошел на физику, словно Спаситель. Его харизматическая уверенность не требовала доводов. Его математически и терминологически выверенная идея разом сметала все накопившиеся проблемы. Физики-теоретики, современники этого явления Эйнштейна народу, увлеченно устремились за ним.
