— Подожди. А им что, больно?
— Да отвяжись ты. Не больно. Пошли.
Он ничего не понял и никому об этом не рассказывал. Дома тоже боялся заикнуться. Ему очень хотелось еще раз побывать по ту сторону забора — по ночам, лежа в кровати, он смотрел на светящиеся полоски в окнах. Но он ничего не слышал. Окна были плотно закрыты — кажется, днем стояла жара. Потом кончилось лето, он пошел в школу. Потом поехал с родителями к морю и вскоре совсем забыл обо всем этом. Его уже не разбирало любопытство. Только много лет спустя он понял, что там делалось — ничего необычайного. Существуют лаборатории, в десять раз большие, чем эта. Он даже и думать забыл о том случае. Но крик остался в памяти.
Теперь ему стало совершенно ясно, что он не уснет. Он оттягивал этот момент, не потому что собирался бороться, а скорее чтобы насладиться собственной беспомощностью.
— Я хочу спать, — сказал он. Он уже ничего не чувствовал.
Ничего не изменилось, но он знал — тело его напряглось в протесте бесполезном потому, что перед глазами уже плавали огоньки, все куда-то проваливалось — он исчез.
— Почему меня не послали сюда в состоянии анабиоза?
— Потому что необходимо было провести опыт с нормальным человеком.
— Будем надеяться, что я останусь нормальным.
— Ты об этом слишком много говоришь. Ты же знаешь, тебе это не угрожает.
— Знаю, мне об этом говорили. Испытания и исследования. Ну ладно. А ты не огорчен тем, что не можешь есть? У тебя довольно убогий набор ощущений.
— Надеюсь, ты имеешь в виду не только проблему питания?
— Н-н-ет! Я вовсе не хотел тебя обидеть.
Раздались глуховатые, булькающие звуки. Он знал, что это означает смех.
— Не беспокойся. Мне не так уж и плохо.
— Почему все-таки не посылают двоих?
— А потому, что если они будут долго вместе, то еще, чего доброго, перессорятся.
— Да, ты прав. Но сейчас мне хочется поговорить о другом. У нас с тобой на сегодня что-то было приготовлено для разговора, а-а-а, вспомнил: твои мечты. Но сначала ты мне скажи: ты вообще что-нибудь чувствуешь? Ну, какие-либо эмоции — о скуке, я, кажется, тебя уже спрашивал — привязанность, антипатию, страх?..
— Страх, да...
— Вот как! Страх... Перед чем?
— Боюсь, что меня выключат.
— Ты называешь это «выключением»? Но только ли это?..
— У меня нет полного самосознания: это значит, что я не могу перечислить и предусмотреть всех положений, при которых у меня возникает чувство боязни. Принцип моей работы отличается от того, на котором работают вычислительные машины.
