— Видел. Но ведь ты-то этого не мог видеть?
— Это неважно, мне достаточно анализа их полета. Нечто похожее было и со мной, если это состояние можно вообще с чем-нибудь сравнить.
— А потом?
— Создавал меня, то есть мою личность, целый коллектив. Лучше всех мне запомнилась одна женщина, ассистентка первого семантика. Ее звали... Лидией.
— Лидия, die per omnes[1]...
— Да.
— А почему именно она оставила след в твоей памяти?
— Не знаю, может, потому что это была единственная женщина. Я был одним из первых ее «воспитанников». А может, даже и первым. Она иногда делилась со мной своими горестями.
— А ты, ты в то время был уже таким, как сейчас?
— Нет. Я еще был убог и слаб умом, я был очень наивен. Нередко я попадал в смешные положения.
— А именно?
— Я, например, не знал, кем я являюсь, кто я такой. Долгое время мне казалось, что я один из вас.
— Неужели это так? Невозможно!
— Да, но это так. Ведь ты не сразу понял, что создан из плоти и крови, что у тебя есть кости, мускулы, нервы, желудок, кровеносные сосуды. Я ведь также не чувствую, из чего состою. Знания эти приходят извне, с ними не рождаются, они не подсознательны. Я думал, сопоставлял, говорил, слышал, видел, а поскольку меня окружали только люди и никого, кроме них, не было, вывод о том, что и я человек, напрашивался сам собой. Ведь это логично, не так ли?
— Да, но... Пожалуй, ты прав. Я просто об этом не думал, именно так.
— Ты можешь видеть меня только снаружи, а я могу себя увидеть только в зеркале. Когда я себя увидел первый раз...
— Что было? Ты к этому времени уже знал, кто ты?
— Да. Знал. И несмотря на это...
— Несмотря на это?..
— Я не хочу говорить на эту тему.
— Может, скажешь потом?
— Быть может...
— Послушай, а та женщина — как она выглядела?
— Тебе хочется узнать, была ли она... красива?
— Не только это, но... и это тоже интересно.
— Это дело... вкуса, чувства красоты, перед которой преклоняются!
— У нас с тобой, по-моему, вкусы совпадают?
— Всякая ли женщина нравится всем мужчинам?
— Знаешь что, этот академический спор отложим на потом. Она тебе нравилась?
Послышалось бульканье. Смех. Он отчетливо уловил разницу между этим звуком и тем, который ему удалось подслушать.
— Нравилась ли она мне? Это сложный вопрос. Сначала — нет. Потом — да.
— Странно...
— Когда во мне еще не было «человеческого» содержания, у меня были собственные мерила. Без слов, без понятий. Их можно, пожалуй, определить как собирательные синтетические рефлексы моей схемы — это составляющая циркулирующих потенциалов и так далее, возникающая под влиянием оптического раздражителя. Тогда эта женщина казалась мне... У меня не было в то время точного определения, а теперь бы я определил точно: чудищем.
