— И все же, — в тон ему продолжал Норкотт, — цветы, мелкие знаки внимания и ваш новый гардероб поглощали бюджет без остатка.
— Дело не в этом. Родители — эта деталь рисует их целиком — сэкономили некоторую сумму специально для периода моего «становления». Загвоздка была в том, что у меня не оставалось времени для работы. Женевьева завела правило, чтобы я приходил к ней часов в шесть вечера и уходил утром. На уик-энды мы ездили к знакомым в Довиль или Аркашон. А приятные привычки быстро усваиваются. Когда Женевьева отправлялась — это случалось редко — на визиты к родственникам, я уже был не в состоянии корпеть над книгами. В шесть часов я словно павловская собачка кидался опрометью из дома — куда угодно, хоть в кино. Я жил как в наваждении.
— Ревновали?
— Ревновал к ее прошлому, к ее нынешним знакомым, ее независимости. Вот типичная сцена: «Почему ты полюбила меня?» — «Потому что ты красив. Я люблю тебя, потому что ты не нудишь. Знаешь, ты чем-то напоминаешь отца. Он, конечно, сволочь, но это настоящий мужчина. Ты еще не стал мерзавцем. Но это придет. У тебя все данные». — «Ты выйдешь за меня замуж?» — «Нет». — «Думаешь, я всегда буду нищим, заглядывающим в окна особняков XVI округа?» — «Нет, милый. Родители были бы довольны такой партией. Они страшно боятся, что я втюрюсь в какого-нибудь джазмена или наркомана». — «Так в чем же дело?» — «В тебе слишком много амбиции. А я не хочу быть женой тщеславного мужа. Не хочу принимать людей, которые бог знает почему «нужны». А так — нравится, поеду на месяц во Флоренцию. Просто потому, что захотелось. И никто не будет меня пилить, что я гроблю ему карьеру. А ты что, с самого начала хотел на мне жениться?!» — «Нет, но я привязался к тебе».
Она вдруг так странно. Посмотрела на меня и четко произнесла: «Милый друг, прежде чем сесть за стол, я люблю пропустить несколько коктейлей. А ты путаешь сухой мартини с бифштексом». Я встал и ушел. Но на улице сразу же пожалел о вспышке гордости. Я реагировал именно так благодаря Женевьеве. Общаясь с ней, я отрешался от роли согбенного мещанина, который не может себе позволить роскошь подобных жестов и поступков. Шагая, чтобы успокоиться, от авеню Мессин до улицы Камброн, я вдруг обнаружил странную вещь. Мои отношения с Женевьевой были поначалу предельно просты. Юная дама отдается авантюристу; проходимец ищет приданое. Все верно. Только одно «но»: появились новые точки отсчета, новые мерки для меня самого.
