«Вы, пожалуй тоже захотите залезть к ней в окно, — запротестовала Хильда, — от вас всего можно ожидать».
Настроение у всех было прекрасное. Глинтвейн кончался. Старый год был на исходе.
«Принеси-ка миску, — попросил наконец Фриц Гёбель. — Будем разливать свинец. Посмотрим, что нам предскажет знаменитый берлинский свинцовый оракул».
Они расплавили свинец и с ложки опустили в воду. В холодной воде он застывал в виде причудливых фигур. Каждый постарался отгадать, что означает его фигура. Отгадки возникали одна фантастичнее другой.
Бруно показалось, что он видит большую колыбель с полдюжиной прелестных малышей.
У Гейнера получилось что-то крестообразное.
«Это распятие, — застонал он, — значит, баварские святоши не отказались от мысли догнать меня, Где же лестница? Мне опять придется спасаться у Лизель».
Мать попыталась но клубку беспорядочно переплетенных нитей свинца угадать, что ожидает ее сына Карла, который работает в Рейнской области.
Последнюю попытку с остатками свинца предпринял Фриц Гёбель. Коснувшись воды, свинец зашипел и раскатился крошечными капельками. В целом картина напомнила кольцо.
«В вашем доме будет свадьба», — предположил Гейнер.
Фриц покачал головой:
«Фактически они уже давно муж и жена. Когда они поставят штамп в паспорт, это не так важно. Нет, кольцо подсказывает мне, что если мы всегда будем крепко держаться друга друга, то нас никто не одолеет и даже через пятьдесят лет мы опять вместе справим такой же веселый новогодний вечер».
Стрелки кухонных часов отсчитывали последнюю минуту 1929 года. Хильда наполнила стаканы. Все встали, разговор стих. Любые слова были бы сейчас некстати. Все обнялись и расцеловались. Крепкие рукопожатия, которыми они обменялись, означали: мы остались теми же, мы не расстались, мы продолжим наш путь с высоко поднятой головой.
Обнимая отца, Хильда произнесла тихо, но так, чтобы ее слышали остальные:
«Мы не забудем твоего кольца, папа. И мы добьемся того, чтобы все люди могли быть так же счастливы, как мы сейчас. За счастливый тысяча девятьсот тридцатый!»
Хильда Гёбель, родом из рабочей семьи, без пяти минут журналистка, радовалась Новому году, который она проведет вместе со своими товарищами, вместе с Бруно и родителями. Но, несмотря на радость праздника и выпитый глинтвейн, она не могла забыть о беде, пришедшей из Нью-Йорка, из Соединенных Штатов и с быстротой заразной болезни распространяющейся по земному шару. Симптомы ее хорошо известны — кризис, безработица, нужда и голод.
