— У семи моих сотрудниц мужья на фронте. Но из них лишь три хорошенькие.
— Не полагайтесь только на свой вкус, Паульзен, проверьте всех!
— И еще есть несколько симпатичных одиноких.
— Вы кого-нибудь из них подозреваете?
— Малютка Беерманн всегда очень хорошо одета. Пожалуй, слишком хорошо для своей зарплаты.
— Кто еще?
— Госпожа Пфайфер меняет своих поклонников, как господин рейхсмаршал свое обмундирование.
— Проверить, всех до одного проверить, — требует начальник отдела, — По вашим словам, у вас там настоящий дом терпимости. Ну а порядочные сотрудницы есть?
— Фрейлейн Гёбель. Она отвергает все попытки ухаживания, не гонится ни за экстравагантностью, ни за удовольствиями. Всегда корректна и услужлива. За нее я готов положить руку в огонь.
— Закажите сначала асбестовые перчатки. Мы не можем позволить себе быть излишне доверчивыми, Паульзен. Я хочу, чтобы были проверены все без исключения, даже ваша корректная Гёбель, понятно?
Доктор Паульзен держится бодро и приветливо. Во всех комнатах информационного бюро уже шепчутся;
— Шеф вмешивается в наши дела. Наверное, ему просто завидно, что его не пригласили.
Хильда Гёбель работает в одной комнате со специалистом по Ближнему Востоку. К шефу ее приглашают одной из первых.
Доктор Паульзен оглядывает ее и думает; «Я все же нахожу ее простушкой, даже немного скучной, хотя она и неплохо выглядит. Фигура первоклассная. Но фрейлейн, конечно, не присутствовала на вечеринке, так что вряд ли поможет мне выявить действительных участников».
— Над чем вы сейчас работаете? — спрашивает он Хильду с дружеским интересом.
— Я анализирую сообщения газет нейтральных стран.
По ним можно сделать вывод, поддерживаются ли там определенные меры нашего правительства.
— Отлично, фольксгеноссин Гёбель, вы, можно сказать, видите на три аршина под землей в нейтральном мире. А у нас, в собственной канцелярии? Здесь вы тоже ничего не пропускаете мимо ушей?
— Я выполняю все служебные предписания, господин советник посольства.
Доктор Паульзен кивает и придвигается поближе к Хильде:
— Оставьте пока все, что касается служебных предписаний, нас никто не подслушивает. Я знаю вас как честную немку.
Хильда Гёбель делает большие глаза:
— И поэтому я больше не должна придерживаться предписаний?
Советник посольства с трудом подавляет раздражение. «Видимо, я все-таки переоценил ее», — думает он и пытается придать своему голосу еще больше задушевности:
— Гёбель, забудьте, что я ваш начальник. Смотрите на меня как на вашего коллегу, как на друга. Поверьте, со мной можно говорить обо всем и доверять мне.
