— Кирюша, — перебил его шеф, — я все понимаю, зарплата у тебя небольшая, но есть лицо. Узнаваемое лицо, почему бы время от времени не получать барыши только за лицо. Все понимаю и не возражаю.
В голову Кирилла снова стали впиваться металлические пруты. Надо было больше таблеток кидать, подумал он.
— Но и ты должен понять меня, — лицо шефа постепенно становилось пунцовым, — сегодня эфир, а тебя нет.
— Пробки, — робко парировал Кирилл.
— Какие еще пробки, — заорал Петр Алексеевич, — ты это еще телезрителям скажи, хотя плевать на них, генеральному скажи, что программа задержится, потому что в этом чертовом городе всегда пробки!
Кирилл молчал, боль становилась почти невыносимой, спорить не было сил.
— Короче так, Кирюша, — начал успокаиваться шеф, — еще раз принесешь сюда свою пьяную морду, выгоню взашей, это раз. Два: рейтинг твой, Кирилл Аркадиевич, падает, а стоишь ты в самый что ни на есть прайм-тайм, так что давай иди, похмеляйся, выходи в эфир, а потом принесешь список тем, и чтобы скандал там был, понял меня? Скандал!
— Где ж его взять-то, скандал? — Кирилл слишком поздно понял, что сказал глупость.
— Вот если ты повесишься в прямом эфире, рейтинг будет о-го-го, так что думай Кирюша, думай.
Вернувшись обратно, первым делом Кирилл выпил несколько таблеток обезболивающего, прибегнуть к совету шефа и опохмелиться он не рискнул. Вместо этого, в ожидании действия таблеток, телеведущий снова принялся рисовать поваренка. Кирилл почему-то снова начал думать о жене, несмотря на то, что он часто обижает ее, делает ей больно, он хорошо понимал, что любит этого человека и в такие моменты, как сейчас, она ему очень нужна. Маша обладала удивительным свойством все время находить нужные слова, такие слова, от которых ему делалось обязательно лучше.
Думая о жене, Кирилл наконец-таки смог нарисовать своего поваренка. Он обрадовался и понял, что голова вовсе перестала болеть.
— Степа, — он тут же набрал внутренний номер коллеги, — пойдем, покурим.
Курилка находилась на лестнице, Кирилл поздоровался со своими многочисленными коллегами.
— Ну как, подстриг, старик? — смеясь, спросил Степа.
— По полной, я думал — умру там, да еще голова раскалывается, думаю, еще одно слово он мне скажет и выпрыгну из его окна, пусть потом доказывает, что это не он меня выбросил, — засмеялся Кирилл.
— Ты пришел в себя-то?
— Разумеется, — сказал Кирилл, — ты купишь мне еще пару пачек таблеток, ладно? Слушай, нам нужно еще что-то придумать со скандалами, старик требует крови.
