Тимофей с Холопьей улицы. Ханский ярлык | страница 4

Бесспорным достоинством произведений Б. В. Изюмского является то, что они находятся в русле лучших традиций советской исторической прозы, отличающейся умением, говоря словами А. М. Горького, обнаруживать «проникновение в дух и плоть» изображаемой эпохи.

Исторические повести Б. В. Изюмского интересны для любого читателя, но адресованы они прежде всего юношеству. Не случайно в школьных учебниках по истории и методических пособиях для учителей они рекомендованы как произведения для внеклассного чтения.

Писатель работает много и плодотворно. Он в постоянном творческом поиске и не только тем и героев, но и в поисках выразительных художественных средств.

Творчеству писателя присущ ясный и точный взгляд на мир, любовь к своему народу, своей стране. Это художник, смело вторгающийся в жизнь, отстаивающий принципы коммунистической нравственности, верность идеям партии и народа. Книги его полны оптимизма, герои его повестей всегда на передовых рубежах жизни.

К. И. Шаромов

Тимофей возвращался от кузнеца Авраама вечером. В подмерзших лужах отсвечивали далекие звезды. Воздух был по-весеннему чист, и от Волхова шел колкий, освежающий холодок. Хрустели тонкие льдинки под ногами, и, казалось, в лад с ними звенело сердце от только что испытанного счастья, когда слушал «Слово о полку Игореве». Авраам приютил у себя прохожего монаха, и тот по памяти читал это «Слово…», услышанное им недавно в Киеве.

В кузнеце Аврааме Тимофей неожиданно обрел для себя пестуна-учителя.

Был Авраам широкоплеч; на темную гриву волос его, стянутых ремешком по высокому челу, легла широкая седая прядь. Седые нити в густой бороде, выдавая возраст, не ладились с молодыми, приметливыми глазами.

Как-то, еще несколько лет назад, принес Авраам отцу Тимофея в починку свои сапоги из конской кожи, с высоким железным подбором и гвоздями по всей подошве. Отец, поглядев на отвалившийся каблук, хмыкнул:

— Не поймешь: кузнец громыхалы сии делал или наш брат сапожник?

Авраам усмехнулся:

— Кто бы ни делал, а верно послужили.

Тимофей в это время сидел у окна — резал кожу для ремней. Вот с того прихода и привадил кузнец Тимофея, зазвал его к себе в гости.

Жил Авраам на Розваже — улице Неревского конца, у земляного вала, жил бедно, с сестрой, старше его лет на десять, племянником и матерью, древней старухой.

Тимофей зачастил к кузнецу: жадно слушал его рассказы о дальних народах и странах, где довелось побывать ему, о чудных обычаях, а потом стал Авраам обучать его грамоте. Читали Часослов, Псалтырь, Евангелие, писали на кусках березовой коры. В фартуке, с засученными рукавами кузнец присаживался к пеньку-столу и, неловко держа в огромных прокопченных пальцах костяное острие, процарапывал на бересте буквы, складывал из них слова.