Его взволновали слова: «Ум без книг, аки птица спешена. Яко ж она взлетети не может, такожде и ум не домыслится совершенна разума без книг».
Он надолго задумался, прочитав в Шестодневе Иоанна:
«В растениях найдешь признаки, похожие на человеческую юность и старость: одни деревья, будучи срезаны, прозябают, а срубленные и обожженные сосны превращались, заметим, в дубы…»
Что хотел внушить этой мыслью Иоанн?
Способность человека к стойкости? Ведь в сказочном вымысле Шестоднева о птице-фениксе, возрождающейся из огня, о льве, что, дунув мертворожденному львенку в ноздри, дает ему жизнь, есть и мудрость.
Во всем этом надо разобраться, отобрать золотые зерна, и тогда засияют чудесные открытия, такие, как слова Иоанна: «В некоторых деревьях естественный порок исправляется заботами садовника…»
Бежали недели и месяцы, и с каждой прочитанной книгой Тимофей словно бы взрослел, становился сильнее, поднимался на какую-то новую ступеньку, с которой яснее было видно и дальнее и ближнее.
Он редко бывал в городе и лишь однажды встретил на улице Ольгу.
Она потупилась, спросила:
— Что ж не приходишь? Отец спрашивал…
Тимофей пробормотал что-то несвязное: не мог же признаться, что боялся ее, боялся чувства своего, хотел приглушить его временем и разлукой, да плохо ему это удавалось.
…Свободные часы проводил Тимофей чаще всего с Кулоткой, и они очень сдружились.
Правда, у Кулотки была еще своя уличная ватага, верные дружки Васька Черт, Игнат Лихой, Потап Баран, близнецы Прокша и Павша, у которых лица одинаково обрызганы веснушками, — сказывали: потому, что разорили они когда-то ласточкино гнездо.
Но больше, чем ко всем, привязался Кулотка к Тимофею, ходил за ним добровольным охранителем, любил слушать его рассказы и в такие часы становился покорным и тихим.
При всей бесшабашности Кулотки душа у него была незлобивая, открытая. Охотник пображничать, выпить стоялого меда, покуролесить, Кулотка умел, как никто другой, проявить широту новгородской натуры, умел не только ломать ребра, но и самоотверженно защищать квелых.
Была у Кулотки одна смешная слабость: невзирая на бедность свою, щеголял кушаками. Каких у него их только не набралось! Белые и червчатые, вишневые и сизые, дымчатые и сливные… Надевая новый кушак, он говорил иной раз, усмехаясь:
— Рожей подгулял, так кушаком возьму…
Кулотка охотно принимал участие в воинских играх, когда метали копье в круг на земле, стреляли из лука в войлочные цели, скакали верхом на коне. Но особенно любил он «игрушки» — кулачные бои на масленицу. В драках этих «сам на сам» и «один на стену» был Кулотка непобедим, лучше всех умел давать подрыльник, сваливающий с ног. Лишь однажды кто-то расплющил ему нос, заложив железную бабку в рукавицу. После этого случая он навсегда остался широконосым и, посмеиваясь, говорил:
