– Нет, я мог бы попросить отца, мог бы заработать сам: я уже умел кое-что делать своими руками, но… Понимаешь, я разочаровался. Мне казалось, что она – самая тонкая, чуткая – должна оценить мой поступок, должна понять, что это не просто сувенир, не просто какое-то украшение. Вместо благодарности она потребовала нечто более ценное, вернее то, что ценным было для нее – просто маленький кусочек золота!
– Золото – это благородный металл! Его блеск напоминает свет солнца, в то время как серебро отливает лунным. Ничего удивительного в том, что девушка захотела иметь именно солнечную – яркую и счастливую судьбу!
– Вот именно! Она просто захотела иметь! Иметь золотое кольцо, которое стоит не менее десяти золотых монет.
– Двадцати. Двадцати золотых. И это без соответствующего узора и гравировки.
– Мне всегда казалось, что любовь, какой бы она ни была, невозможно измерить в монетах, литрах, километрах и тому подобных единицах, – сказал Тифей, пряча серебряное кольцо в карман. – Либо она есть, либо ее нет. А тот, кто пытается высчитать стоимость или силу своей любви заблуждается и старается ввести в заблуждение окружающих. Когда я попросил Нилу вернуть мне кольцо, она ответила отказом и сказала, что мы не пара друг другу, и подарок она вернет только в обмен на золотое украшение. После этого разговора я впал в настоящее отчаяние и не ел несколько дней, вера в людей, которой всегда учил меня отец, сильно пошатнулась. Я пробрался ночью в дом Файра и выкрал у Нилы свое кольцо. В ту ночь я решил, что навсегда уйду из Хамати и буду жить в лесу, избегая каждого, кого только увижу, и питаясь тем, что смогу раздобыть.
– И что же было дальше? – внимательно всматриваясь в черты юноши, окрашенные отблесками костра в желто-оранжевый цвет, спросил Зиан.
– Дальше? Когда в Хамати узнали о случившемся, отец Нилы запер ее в своей лавке и пригрозил выпороть при всех жителях, если меня не найдут или если она не извинится передо мной. Все мужчины селения искали меня целую неделю, вдоль и поперек обшаривая лесную часть Тергона – огромное пространство от Восточной сини до западных пределов. А я бежал не уставая, то и дело прячась от преследователей, петляя и изматывая сам себя. Самым страшным были не гудящая боль в ногах, не разрыв с родным краем и дорогими мне людьми, а постоянный спор, не прекращавшийся ни на минуту. Я спорил с Нилой, с Файром, со своим отцом, с лесом, с небом и солнцем, с каждым пнем и каждым камнем, не замечая, что на самом деле спорю с собой и только с собой!.. Словно жуткого дикого и злющего зверя, гнал я себя сквозь самые дремучие дебри, в клочья разрывая одежду, в кровь стирая появляющиеся мозоли. Куда и зачем, не знаю. Только прочь, прочь от людей. Тогда я отрицал все: дружбу, любовь, преданность. Само добро казалось мне просто выгодной пародией на реальность, на тот закон, который действительно правит миром, жизнью каждого. В те минуты рождалось и осознавалось нечто ужасное. День и ночь сливались воедино, и ночи оказывалось больше. Темнота плыла перед моими глазами, странный холод, не ощущавшийся кожей, словно обволакивал с ног до головы, пропитывая каждую частицу меня, сливаясь с самой кровью.
