Прикрываясь занавесом от ветра, в дверях вагона сидели Нюся и Князьковский. Богодух-Мирский стоял сзади, скрестив руки на груди. Другие актеры, подложив под головы узлы, спали на макетах леса и хаты с мальвами и подсолнухами. Вместо одеял служили свитки, жупаны и кунтуши.
Нюся молчала, Князьковский похлопывал ее по плечу. Он доказывал ей, что с одной пьесой в репертуаре театр на фронте существовать не может. За три-четыре дня спектакль пересмотрят все бойцы, а тогда что? Конфуз! Комдив отдал приказ: театру обслуживать дивизию ежедневно, на протяжении всего рейда. А рейд этот может быть и неделю, и месяц, и даже два. А приказы в боевой обстановке должно выполнять точно. Значит, надо немедленно, вот тут же в дороге, разучить еще одну пьесу и за несколько дней показать ее бойцам.
— Уразумела?
Нюся молчала. Она не услышала вопроса Князьковского, возможно не слышала и всей его речи. Князьковский полез в пустой левый рукав, который служил ему и карманом и торбой, и добыл оттуда смятую брошюрку.
— Вот, — сказал он, — и пьеска такая имеется; в агитпункте мне ее одолжили на две недели: Львов, «Мститель», пьеса в одном действии из времен Парижской коммуны, действие происходит на кладбище Пер-Лашез… Видишь, какое добро!
— Нет и не будет в том добра! — вдруг из-за его спины полилась патетическая декламация. — Но молчи сердце — скован мой язык… Входят Горацио, Марцелло и Бернардо, — уже более простым тоном закончил, добавляя и ремарку, Богодух-Мирский.
Князьковского так и подбросило. Терпение его иссякло. Он вскочил на ноги и зверем накинулся на несчастного старого актера.
— Гражданин трагик! — захрипел он. — Прошу вас выражаться своими словами!
— Простите, — потупился старый актер. — Но, понимаете, реплика…
Князьковский долго и сердито усаживался.
— Гамлет! — угрюмо бросил он через плечо. — Принц датский…
— Я не нарочно, — отвесил поклон Богодух-Мирский, — извините!
Нюся схватила Князьковского за руку.
— Да, да, простите! — зашептала она, волнуясь и заикаясь. — Я вас очень прошу, простите. Что я была такая… Ну, вот такая… Ведь я не знала… я думала, она прекрасная актриса, а она… вы извините, товарищ комиссар!
Театр догнал дивизию только за третьей станцией.
И уже утром, в седьмом часу, занавес на грузовом пульмане раздвинулся и третья и четвертая роты, которым подошла очередь смотреть спектакль, получили возможность увидеть «Гайдамаков» и запеть следом за актерами «Од села до села».
Рейд дивизии — на соединение с Первой Конной — глубоко вклинился в расположение белопольских легионов Галлера. Продвижение частей осуществлялось вдоль железнодорожной линии, в направлении Шепетовки. И вслед за экипажными эшелонами дивизионных бронепоездов продвигался по железнодорожной линии и состав дивизионного театра «Кары панам, кары!» Два-три раза в день из дверей грузового пульмана звучала патетическая речь и весело звенела песня «Од села до села». Остаток времени актеры тратили на репетиции новой пьесы из времен Парижской коммуны — «Мститель». Пьеса очень подходила своим революционным содержанием, но имела один недостаток: в ней совсем не было пения. А впрочем, по требованию комиссара театра, пренебрегая исторической правдой, — во имя, так сказать, правды художественной, — французские коммунары под стеной Пер-Лашез тоже исполняли старинную украинскую песню «Од села до села». Ничего не поделаешь… Песня «Од села до села» стала уже дивизионной, и без ее исполнения был немыслим никакой спектакль.
