И поэтому, кроме двух постоянных зимних и одного летнего театрального помещения, в городе возникло множество мелких театральных площадок — на скорую руку сооруженных театриков и кинематографов. Но театральных коллективов было только два. Поэтому в наш театр ежедневно прибывали делегации из разных частей, размещенных в городе и его окрестностях, прося и умоляя прибыть к ним «на гастроли».
Нас заклинали именем революции, взывали к нашей трудовой сознательности и обещали вечную благодарность пролетариата, славу, триумф и овации, прибавляя ко всему этому суточный, двухсуточный и трехсуточный красноармейский паек на каждого актера, включая и технический персонал. Нас искушали добавочно полуфунтом сахару, бутылкой керосину, десятком спичечных коробок. Нам подавали резвых кавалерийских лошадей, за нами присылали подводы и тачанки или лихо подкатывали в разбитом дребезжащем автомобиле, заправленном чистым спиртом. Приходили с полковыми знаменами, духовым оркестром и специальным караулом.
Сердце режиссера Ленского дрогнуло. Собственно говоря, там и вздрагивать-то было нечему. Он хотел чаю с сахаром, ему необходим был керосин, как и всем другим.
И он устроил так. В каждом спектакле обычно бывало два, три, четыре свободных актера. На скорую руку они разучивали какой-нибудь избитый, самый наипошлейший водевиль. К тому же каждый актер мог что-нибудь продекламировать, спеть или пройтись под гармошку чечеткой — и «передвижная программа» была готова.
Водевиль был постыдный, актеры не успевали выучить свои роли, вместо костюмов времен Людовика-надцатого напяливали френчи и ватные стеганки, декламаторы читали по шпаргалке, певицы давали петуха, танцоры, кроме краковяка или польки — «кокетки», ничего не умели. Но все это не имело значения. Все равно овации начинались еще до начала представления, как только поднимался занавес и истомленные бойцы, увидев на сцене актера, начинали чувствовать, что они в театре и им предстоит радостный отдых на несколько часов. Все равно обещанные полфунта сахару, керосин и спички выдаются вперед, когда халтурщик только еще садится гримироваться. Да какое там гримироваться: налепить усы — и всё.
И каждый вечер, когда в нашем театре шел очередной и неплохой спектакль, трое-четверо изголодавшихся халтурщиков лихо откалывали какой-нибудь танец где-то в походном театрике маршевого полка. Сам режиссер Ленский успевал участвовать в халтурах почти всегда.
Пришел черед и моего падения.
