– Конечно, – сказал Роман, подмигнув ей.
– О, мам, – сказала Лита. – Я подумываю перейти на обследование в институт. Знаю, что папа будет в гневе, но это передовой медицинский центр в мире, и единственное, что сейчас важно, это где ребенку будет безопаснее.
* * *
Доктор Годфри сидел с прижатым к уху телефоном и барабанил пальцами по покрытию стола, на котором стояло два, размером с кулак, клубка из малиновых волокон: полимерный головной мозг с сетью кровеносных сосудов – подарок Женского Психиатрического Общества за вклад в их общее дело. Он спросил у жены, что именно он должен с этим сделать.
Она извинилась: – Я имела в виду, позвонить кому-то, у кого есть хоть какой-то контроль над тем, что происходит под его крышей, – сказала она.
Тоновый гудок резанул ухо. Рука дернулась в сторону, но он не убрал телефон в карман. Сидел, глядя на безжизненные отверстия трубки.
* * *
– Черт побери, как загадочно, – сказала Оливия.
Она закрыла за собой дверь в кабинете Годфри.
– Мсье вызывал? – спросила она.
Он не встал из-за стола. Она села на диван, откинувшись на спинку.
– Что с Йоханном? – поинтересовалась он.
– Откуда мне знать, скажи на милость? – ответила она.
– Каждый раз, как я пытаюсь натянуть поводок, он идет и прячется за твою юбку. С чего бы это?
– Пока я получаю ежеквартальные отчеты, меня меньше всего заботит… чем там занимается Йоханн, – объяснила она.
– Моя дочь решила обследоваться в институте.
– Резонно, – сказала она.
– Пока я жив, этому не бывать.
– Ты так на меня смотришь, словно я должна отстаивать что-то, что меня совсем не касается.
– Как насчет попытки купить мою долю? Это тебя касается.
– Если кто-то хочет тебя выкупить, для меня это новость, – безразлично сказала она.
– Когда ты врешь о чем-то, что я знаю, ты осознаешь, во что именно пытаешься заставить меня поверить?
Она поднялась, подошла к стенному шкафу и достала бутылку скотча.
– Из того, что я видела, люди верят именно в то, во что хотят верить, независимо от наших усилий, – сказала она, наполняя стакан.
Годфри наблюдал за ней. В первый раз она находилась в его кабинете, как пациентка. Но его реакция была обычной: возмущение неспособностью сдерживать свои чувства.
– Как ты можешь быть такой безразличной после того, что он сделал с Шелли? – спросил Годфри, уши горели от ярости сильнее, чем у любого пьяницы. – У тебя же не антифриз течет в венах?
Она не ответила.
– Что ты за мать? – сказал он обвинительно, нечестно, грубо и горько.