Хемлок Гроув [любительский перевод] | страница 16

– Ты хочешь это, дорогая? – спросила Дженни, моя самая любимая из персонала клуба.

– Нет, нет, – поправила Мама, – мы возьмем ей «как обычно», я думаю.

Что означало, конечно же, тарелку нарезанной говядины.

Но я покачала головой и снова принялась жестикулировать, указывая на свою прихоть.

– Милая, – сказала Мама, – тебе необходимо твое мясо.

На что Роман вставил едкую ремарку. Дженни, с которой он постоянно заводит легкий флирт (и, возможно, нечто большее за пределами ее работы – как утомительно пытаться следить за внеклассными занятиями моего братца), ухмыльнулась. Мама не показала взаимности.

– Ее обычный заказ будет вполне удовлетворительным, – сказала она своим вопрос-улажен голосом. Который, признаюсь, убил мою решительность на корню, если бы не благословенное вмешательство Дженни.

Положив свои руки мне на плечи без намека на отвращение, она сказала: – О, она просто заботится о своей фигуре. Все эти милые мальчишки в старшей школе.

Я хотела расцеловать каждый из ее пальцев, один за другим, но сдержала себя глупой усмешкой, глядя на которую Роман с сожалением приложил платок, чтобы остановить потекшую слюну.

– Хорошо, Шелли, – сказала Мама, и в пугающей рациональности ее тона было повышенное раздражение нашей сплоченностью, – какое бы решение ты не приняла, тебе с ним жить. Мне кажется, мы обе знаем, ты закончишь, сожалея, что не сделала должного выбора.

Она посмотрела на меня, очевидно ожидая молчаливого согласия. Как же удивило ее, когда я уверено ткнула в меню еще раз. И хотя Мама была, фактически, права, – мой живот снова начал урчать, еще до того, как мы вернулись домой, – я сдерживала голод всю ночь, чтобы доказать, что я действительно способна жить с принятыми решениями. Без единого сожаления! – притягательный вкус различия между сладким абрикосом и горьким шпинатом, чрезмерным перцем и лихим луком, целомудрием миндаля и сладострастием томата: праздник, если не живота, то духа. И, самое важное, я почувствовала, что Мама заметила: я больше, чем какая-то живая – хоть и громоздкая – Мэрионетка, которая беспрекословно танцует под ее нитями; как вы мило подметили, я умная, автономная личность с собственными желаниями. Я верю, этим противостоянием ваша племянница заслужила немного, смеет ли она говорить такое? уважения.

К другим новостям, я считаю перевод в старшую школу достаточно гениальным. Моя учеба идет полным ходом; я продолжаю прогрессировать вопреки стандартизации: пока большая часть моих продвинутых одноклассников борются с сослагательными наклонениями испанского и тригонометрическими функциями, я в своем углу – моем храме – позади, снимаю кости с классического греческого и квантовых гипотез Бома (пища для ума – признательна за рекомендации). Я также, это должно быть приятно вам услышать, завожу друзей в положительно головокружительном темпе! Кристина Вендалл одаривает меня добрым взглядом, когда никто не смотрит, прокладывает себе путь, я уверена, к надлежащему знакомству (словно слова могут предложить больше, чем благодать окна души); твоя Лита остается, что, я уверена, для тебя не новость, таким же добрым ангелом; и этот цыганский мальчик, о котором я писала прежде, продолжает одаривать меня своим шармом. Какой же он дьяволенок! – на несколько дюймов ниже парней его возраста, но шире в плечах (конечно, он все равно кукольных размеров по сравнению с вашей ласковой писательницей). У него смуглый цвет лица, и черный хвостик, подразумевающий использование вазелина, словно его прическа – результат выбора. Роман говорит, он оборотень. Мама говорит, что он вредитель, и не нужно с ним якшаться (естественно Роману – ей и в голову не взбредет включить меня в эти наставления).