Дико орал попугай, на кухне пела Антония — во всей этой сцене было даже нечто комическое.
Бабушка сразу же вмешалась. Размахивая руками, она пыталась усмирить вошедшую в раж Ангустиас.
Ко мне кинулась Глория.
— Андрея! Ты-то ведь можешь сказать, что это вранье!
Хуан опустил стул, чтобы видеть меня.
— Что Андрея может сказать? — закричала Ангустиас. — Я отлично знаю, что ты его украла…
— Замолчи, не смей оскорблять Глорию! Не то я тебе голову проломлю, ведьма!
— Что я должна сказать?
— Ангустиас говорит, что я взяла твой кружевной платок…
Я почувствовала, что краснею, глупо, нелепо, словно это меня в чем-то обвиняли. Мне стало жарко. Кровь заливала щеки, уши, билась в венах на шее.
— Я зря не говорю, — крикнула Ангустиас, тыча пальцем в Глорию. — Кое-кто видел, как ты выносила этот платок из дома, чтобы продать его. А у племянницы, кроме этого платка, в чемодане ничего ценного не было. Не спорь. Тебе не впервой рыться у нее в чемодане, таскать из него! Два раза я тебя уже поймала — ты брала девочкино белье и носила его.
Так оно и было на самом деле — отвратительная привычка всегда немытой и оборванной Глории относиться без особой щепетильности к чужой собственности.
— Но платка она у меня не брала, это неправда, — сказала я, чувствуя себя несчастным, понапрасну обиженным ребенком.
— Видишь? Распутная ведьма! Занималась бы лучше своими подлыми делишками и не лезла в чужие дела.
Это говорил, конечно, Хуан.
— Как? Неправда, что у тебя украли платок, подарок к первому причастию?.. Тогда где же он? Ведь сегодня утром я пересмотрела весь твой чемодан — там ничего нет.
— Я его подарила, — сказала я, и сердце у меня замерло. — Я его подарила одному человеку.
Тетя Ангустиас так, стремительно бросилась ко мне, что я машинально зажмурилась, со страхом ожидая пощечины. Она дышала мне прямо в лицо, и это было противно.
— Сейчас же говори, кому ты его отдала! Своему парню? Поклонника завела?
Я мотнула головой.
— Тогда это неправда. Врешь, лишь бы защитить Глорию. Тебе, конечно, ничего не стоит поставить меня в дурацкое положение только ради того, чтобы выгородить эту потаскуху…
Обычно тетя Ангустиас выражалась весьма сдержанно. В этот раз она, видно, заразилась от других. Все произошло мгновенно. Хуан размахнулся и влепил ей такую пощечину, что она зашаталась и упала.
Я тотчас же наклонилась над ней и хотела помочь подняться.
Рыдая, она оттолкнула меня. Ничего забавного в этом спектакле для меня уже не было.
