(Ангустиас уже первые слова произнесла так, как будто собиралась говорить речь).
Я открыла было рот, но она подняла палец, призывая к молчанию.
— Да, я знаю, что ты некоторое время училась при монастыре, знаю, что ты провела там почти всю войну. Это для меня, конечно, какая-то гарантия… и все же… вот эти два, года, что ты жила у твоей двоюродной сестры… семья твоего отца всегда была какой-то странной… к тому же жизнь в деревне… Как ты прожила эти два года?
Не скрою от тебя, Андрея, что голова моя всю ночь была занята мыслями о тебе. Заботиться о тебе, научить тебя послушанию — задача очень трудная. Справлюсь ли я с ней? Думаю, что да, но облегчить мне эту задачу можешь только ты.
Она мне не давала слова вымолвить, и я лишь изумленно глотала ее слова, не понимая их толком.
— Город, дитя мое, это ад. А во всей Испании нет хуже ада, чем Барселона… Меня расстроил твой вчерашний приезд с вокзала. Одна! Ночью! Мало ли что могло случиться. Людей здесь несметное множество, и каждый норовит другому ножку подставить. Как осторожно себя ни веди, все будет мало — всюду подстерегают дьявольские соблазны. Девушка в Барселоне должна быть неприступна, как крепость. Ты понимаешь?
— Нет, тетя.
Ангустиас посмотрела на меня.
— Не очень-то ты сообразительна, деточка.
Мы снова помолчали.
— Скажу тебе то же самое иначе. Ты моя племянница, а значит — девочка из хорошей семьи, скромная, богобоязненная и невинная. Если за тобой не смотреть, тебя в Барселоне будет подстерегать множество опасностей. Поэтому знай заранее, что я не дам тебе и шагу ступить без моего разрешения. Теперь понимаешь?
— Да.
— Хорошо, перейдем к другому вопросу. Зачем ты приехала?
— Учиться, — мгновенно ответила я.
От ее вопроса мне стало не по себе.
— Учиться литературе и языкам? Знаю, получила письмо от твоей двоюродной сестры Исабели. Учись, я не против. Но только не забывай, что всем этим ты будешь обязана нам, родным твоей матери, и что цели своей ты достигнешь лишь благодаря нашей доброте.
— Не знаю, знаешь ли ты…
— Знаю. Ты получаешь пенсию, двести песет в месяц. По нынешним временам тебя и полмесяца на них не прокормить. Может быть, ты заслужила стипендию?
— Нет, но я не должна платить за учение.
— Это не твоя заслуга, просто полагается тебе как сироте.
Я опять смутилась, но тут Ангустиас неожиданно повернула разговор в другую сторону.
— Должна тебя кое о чем предупредить. Как мне ни больно говорить худо о моих братьях, я должна сказать, что после войны нервы у них немного не в порядке… Оба они страдали, дитя мое, и сердце мое болит за них… Мне они платят черной неблагодарностью, но я их прощаю и молю за них господа. Однако я вынуждена предостеречь тебя, чтобы ты была начеку…
