Бабушкина голова все еще прижималась к моему плечу, я чувствовала ее тяжесть; и все фигуры вокруг казались мне вытянутыми и мрачными. Вытянутыми, неподвижными, печальными, словно пламя свечей, зажженных возле покойника.
— Ну хватит, мама, все хорошо, все в порядке, — услышала я сухой и несколько недовольный голос.
Я поняла, что за моей спиной стоит еще одна женщина. Она положила руку мне на плечо и взяла за подбородок. Я высокого роста, но тетя Ангустиас оказалась еще выше, и мне пришлось смотреть на нее снизу вверх. В жесте ее сквозило пренебрежение. Седеющие волосы Ангустиас рассыпались по плечам, узкое темное лицо было по-своему красиво.
— Из-за тебя я все утро просидела на вокзале! Могло ли мне прийти в голову, что ты приедешь среди ночи!
Она выпустила мой подбородок и высилась теперь надо мной в белой рубахе до пят и в длинном капоте.
— Господи боже мой! Ну и дела! В такое время девочка одна…
Я услышала, как Хуан проворчал:
— Эта ведьма Ангустиас вечно все испортит!
Ангустиас притворилась, что не слышит.
— Ну, ладно. Ты, наверное, устала. Антония! — обратилась она к женщине в черном. — Приготовьте постель сеньорите.
Конечно, я устала и к тому же чувствовала себя чудовищно грязной. Все эти люди, двигавшиеся здесь рядом со мной или просто глядевшие из полумрака забитой мебелью прихожей, заставили меня вновь почувствовать налипшую на тело грязь и сажу. Хоть бы глоток свежего воздуха!
Я заметила, что растрепанная женщина, одурев со сна, с одинаковой улыбкой смотрит и на меня, и на мой чемодан; я тоже бросила взгляд на чемодан, и мой дорожный спутник показался мне трогательно беззащитным провинциалом. Обмотанный веревками облезлый чемодан стоял рядом со мной, как раз посреди всего сборища.
Подошел Хуан.
— Ты незнакома с моей женой? — И он подтолкнул ко мне растрепанную женщину.
— Меня зовут Глория, — сказала она.
Я увидела, что бабушка смотрит на нас с тревожной улыбкой.
— Что вы, что вы! За руку!.. Да разве так годится? Поцелуйтесь, девочки… Вот так! Вот так!
Глория шепнула мне:
— Страшно?
И мне действительно стало не по себе, когда я увидела, как лицо Хуана перекосила судорога, будто он прикусил себе щеку. На самом деле он улыбался.
Тетя Ангустиас опять принялась командовать:
— Пошли! Пора спать, уже поздно.
— Мне бы хотелось немного помыться, — сказала я.
— Что? Говори громче. Помыться?
На меня изумленно уставилось несколько пар глаз. Глаза тети Ангустиас и остальных родственников.
