Из Мокрого доктор переехал в другую деревню, где также нуждались в его помощи, затем – в третью и, наконец, когда к лету эпидемия совсем прекратилась, получил место врача при больнице в селе Осиновке.
При появлении холеры в городе туда приехало двое докторов из Москвы, и о чудаке – «мужицком докторе» – вскоре забыли.
В один весенний день Петр Степанович с семьей сидел в маленьком садике, прилегавшем к его дому, и отдыхал от кабинетных занятий, любуясь на гимнастические упражнения своих двух старших сыновей. Вдруг вбежала горничная и, запыхавшись, объявила:
– Илья Павлыч приехал, вас спрашивает!
– Какой такой Илья Павлович? – удивился Петр Степанович.
– Да тот, что моего батюшку вылечил нынче зимой, доктор из Осиновки, – объявила горничная.
– Мужицкий доктор! – с удивлением воскликнула жена Петра Степановича. – Что ему от нас нужно?
Петр Степанович поспешил к гостю, уже вошедшему в его кабинет. Наружность этого гостя показалась ему совершенно незнакомой; он вежливо поклонился и выжидал, чтобы тот объяснил причину своего посещения.
Гость, видимо, был чем-то смущен и не знал, как приступить к разговору.
– Что, вы, кажись, совсем меня не узнали? – проговорил он наконец после нескольких секунд неловкого молчания.
– Извините… Право, не помню… – начал Петр Степанович.
– А мальчишку забыли, что пришел к вам голодный, замерзший? Илюшку, за которого вы четыре года в гимназию платили?
– Илюша! Илья! Боже мой, неужели?!
Тут Петр Степанович сразу узнал и торчавшие волосы, и нахмуренные брови своего бывшего маленького воспитанника.
Встреча была трогательная. Несколько минут оба могли только обниматься и с чувством пожимать друг другу руку.
Доктор от волнения как-то совсем утратил способность выражать свои мысли словами. На все вопросы, какими закидывал его Петр Степанович, он отвечал так сбивчиво и односложно, при этом так усиленно моргал своими маленькими глазками и так жестоко тормошил свою шляпу, что Петр Степанович, чтобы дать ему успокоиться, стал сам рассказывать о своем житье-бытье со времени их разлуки. Пока он говорил, доктор несколько пришел в себя и мог хотя бы в очень кратких словах передать свою несложную историю.
– Ну, вот, я и работал в типографии, – говорил он, – а по вечерам читал, учился. Ну, там, через пять, что ли, лет, выдержал экзамен, поступил в академию. В типографии все работал: дали место корректора, выгоднее было, да, главное, и работы меньше… Ну, известно, нелегко было… Кончил курс, хотели в Петербурге место дать. А мне чего? Там и без меня лекарей много. Сюда приехал, вот, теперь в Осиновке живу, да по деревням разъезжаю. Работы много. Хотел зимой к вам приехать, да некогда было. И теперь приехал в город за лекарствами, на минутку зашел, некогда.
