Цван почти окончил свою работу.
Теперь он с проворством кружевницы оплетал края люльки.
Услышав скрип велосипеда на гумне, он поднял голову.
Это приехала акушерка.
Она соскочила с седла, прислонила велосипед к высокой шпалере розмарина и подошла к двери с чемоданчиком в руке.
— Где?
— Кто где?
— К кому ж я, по-вашему, приехала? Не вам же рожать?
— Роза? В долине она… Ее дома силком не удержишь. Мы-то ее не посылаем.
Акушерка уставилась на старика.
— Это еще что за история? За мной приходил сын капрала и сказал, чтобы я скорее собиралась, потому что Розе плохо.
Цван молча выслушал ее, потом легко, как кошка, вскочил на ноги.
— Минга! Эй, Минга! Скорее, Минга! Розе плохо!
Из маленькой двери под навесом высунулась Минга с перьями и пухом в волосах.
— Чего тебе?
Потом она увидела акушерку, поняла, как взволнован старик, и вышла во двор. За ее спиной поднялось целое облако пуха.
— Раз вам сказали, что Розе плохо, и велели идти сюда, значит, ее приведут домой.
Старуха быстро прошла мимо них, вошла в дом и через минуту уже кричала из спальни:
— Пойдите сюда, Тереза. Помогите мне постелить новые простыни!
Акушерка поспешно поднялась наверх, обернувшись на ходу, чтобы сказать Цвану:
— А вы тем временем разожгите огонь и вскипятите воду.
Цвана не надо было подгонять. Мигом заиграло пламя в просторном очаге, и над огнем закачался вместительный медный котел, снаружи черный, но изнутри ослепительно сверкающий.
Потом старик вышел посмотреть на дамбу, но там не видно было ни души.
— Что-то неладно, — сказал себе Цван.
Он подошел к лестнице и, запрокинув голову, крикнул:
— Минга! А если она не может вернуться сама?
— Это еще почему?
— Почему?.. Почему?.. Потому, что не все такие, как ты, чорт подери.
Выглянула акушерка.
— Вы знаете, где работает ваша сноха? Знаете? Ну, так вот. Возьмите лошадь, запрягите ее в двуколку или что там у вас есть и поезжайте ей навстречу.
И она отошла, не дожидаясь ответа.
Хорошо ей говорить! А где взять лошадь?
Управляющий частенько оставлял здесь свою. Но уж известно, как раз когда нужно, ее и нет.
Цван с досадой подумал, что, если бы он позвал доктора (а сердце ему говорило, что его надо позвать), Роза теперь была бы дома и было бы кому ей помочь. Он нагнулся и стал с таким ожесточением раздувать огонь, что зола набилась ему в ноздри и запорошила глаза. Потом он вышел.
