– И сколько времени на это потребуется? – спрашивает Обермайер.
– Ну, я не бог… Если бы такую задачу поставили передо мной и если бы меня обеспечили соответствующей поддержкой, то я справился бы, наверное, месяца за три – за четыре.
– Н-да… – говорит Обермайер и прищелкивает языком. – Три месяца жизни – это ничто.
Я вдруг чувствую, что горло мне сдавила удавка. И что с каждым мгновением она затягивается все сильней и сильней.
– Зачем им это вообще надо?
– Ну, это как раз объяснить можно, – неторопливо отвечает Платоша. – В конкуренции великих держав побеждает, как правило, та, которая овладевает новым оперативным пространством. Англия в свое время выиграла битву за океаны и потому создала империю, «над которой никогда не заходит солнце», Гитлер в свою очередь проиграл «битву в воздухе» и потому не смог вторгнуться на Британские острова. Ход мировой истории стал другим. Потом была битва за межконтинентальное баллистическое пространство, потом борьба в космосе – помните «звездные войны»? Теперь, видимо, начинается битва за виртуал, и тот, кто выиграет ее, получит колоссальные преференции. Он сможет модулировать финансовые потоки, создавать фантомы, которыми будут индоктринироваться массы людей, наконец, просто – нанести удар из «четвертого измерения». Появиться, как демон, из ниоткуда и потом уйти в никуда… Нет, разумеется, они от нас не отстанут…
– Я вот что подумал, – говорит Леший, держа руки в воздухе как пианист перед началом игры. – Если они уже давно здесь живут, значит у них должно где-то быть постоянное рабочее место. Его можно попробовать определить.
Он взмахивает ладонями, точно и в самом деле начинает играть. Воздух под ними вспыхивает, в нем проступает хаотическое переплетение линий.
– Так, это аксонометрическая проекция… Теперь поднимаем ее… масштабируем… наращиваем визуальный объем…
Пальцы его неутомимо мелькают. Кажется даже, что различимы звуки невидимого фортепьяно. И, подчиняясь им, впитывая бурный дивертисмент, хаос линий начинает постепенно приподниматься над плоскостью – уплотняться, приобретать очертания, цвет – еще несколько пассов, и перед нами возникает точная модель города. Я вижу площадь, представляющую его центр, расходящиеся от нее улицы, переулки, проходные дворы, макеты домов, путаницу квартала ремесленников, мастерскую, перед которой, как игрушечный танк, поворачивается коробочка «Мальчика». (Черт! Опять без меня что-то делают!.. – бурчит Кэп). Две очевидные вертикальные доминанты определяют пейзаж: Часовая башня на площади, похожая на английский Биг-Бен, с расширением там, где, по замыслу, находится ее механизм, и Стеклянная ротонда в квартале эльфов – она даже здесь, на макете, переливается прозрачными бликами. Все-таки неплохую я им сделал ротонду! Но помимо этого в западной части города, если, конечно, считать западом его вытянутую левую часть, возвышается нечто уродливое, похожее на скомканную баранку, толстое, прихотливо изогнутое, уходящее в землю обоими утолщенными основаниями.
