Начинало темнеть, и остатки дневного света были прозрачными и синими, а на Фортис-Грин-лейн зажглись уличные фонари горчичного цвета, спектр излучения которых составлял полную противоположность спектру небесной синевы. Улица была длинной, извилистой и широкой, непропорционально широкой для маленьких приземистых домов, из которых состояла. Иногда попадались кирпичные, в три этажа, викторианские особняки, но доминировали все же низкие маленькие домики. Они стояли группами по четыре штуки, одни облицованные коричневой штукатуркой, другие очень бледным, каким-то анемичным, кирпичом, с маленькими окнами с металлическими рамами и плоскими крашеными крышами. На траве в палисадниках лежал снег. Это были неплохие дома, совсем не трущобы, но Мартин подумал, что сделал бы все возможное, лишь бы не жить в таком месте. В глубине души он всегда презирал людей, которые на это согласились. Неужели Рассел Браун, тридцатипятилетний мужчина, явно не бездельник, преподаватель и писатель, не мог найти для своей жены что-то получше? Бедная Франческа…
Номер 54 был крайним из четырех домов, примыкавших друг к другу, и имел боковой вход. Он стоял на углу боковой дороги с унылым названием Хилл-авеню, вдоль которой тянулись, теряясь в сумерках, такие же дома. Крыши у них были такими низкими, что над ними виднелись ветки деревьев парка — должно быть, это Колдфолл-Вуд, решил Мартин. Он вышел из машины и помог Франческе. Ее муж и ребенок еще не вернулись. С чемоданом в руке Мартин откинул щеколду маленькой белой калитки из кованого железа.
— Не нужно входить, милый, — Франческа взяла его под руку и с беспокойством заглядывала в лицо.
— Какая разница, даже если мы с Расселом встретимся? Все равно когда-нибудь это случится. Я уверен, что он ничего со мной не сделает.
— Нет, но потом может что-нибудь сделать со мной.
С этим не поспоришь. Мартин видел синяки. И он нисколько не расстроится, если не увидит обстановку ее дома. По сравнению с тем, какие чувства вызывало у него расставание, возможно, на целую неделю, это был пустяк. Он думал, что Франческа не поцелует его на прощание, поскольку могли увидеть соседи, но ошибся. Прямо на улице она обняла его за шею и поцеловала в губы, на мгновение прижавшись к нему всем телом. В этом была вся Франческа, слишком невинная, чтобы знать о жестокости и злобе человеческих сердец.
Мартин сел за руль. Франческа махала ему рукой; ее маленькое румяное лицо при свете фонарей казалось бледным, великолепные волосы скрывал капюшон. Мартин развернул машину, чтобы вернуться тем же путем, которым приехал, а когда оглянулся, женщины уже не было.
