— Твой муж оставлял что-нибудь для своего брата?.. Ну, письмо там какое или записки, как это водится у писателей.
— Оставлял, — ответила Анна Александровна.
— Ты передала?
— Чего же я передам? Я потеряла пакет…
— Как так потеряла?
— Очень просто. Положила в стол, а потом столько лет прошло…
— Может, украли?
— Кто мог украсть?.. Разве только Моршанский…
— Зачем ему?
— Откуда я знаю… Человек был темный, вроде вас…
Кусков усмехнулся.
— А когда полковник приехал, ты ему рассказала об этом?
— Что я — дура? Мало с меня неприятностей!
— А что было в письме?
— Меня это не интересовало…
Ее ответы окончательно сбили с толку Кускова. Он стал несколько по-иному смотреть на эту женщину, которая, хотя и имела жалкий вид, все еще была красива. У него шевельнулось даже нечто похожее на сожаление.
— Ну, а что бы ты сделала, если бы проследила за мной и узнала мое имя? — подступил к ней Кусков.
Анна Александровна прижалась к стене — было больно ее лопаткам. Тем же тоном ответила:
— Не знаю. Может быть, возобновила бы знакомство с вами… Вообще вы в моем духе, и тогда, в молодости, понравились… Но мне помешали…
Кусков крякнул и отступил на шаг. Он был поражен услышанным. Но все с той же грубостью сказал:
— Смотри, я все проверю. Чуть что — тебе несдобровать!
— Выпустите меня, — взмолилась она. — Я никому ничего не буду говорить!
Кусков молча направился к двери.
— Слушайте вы, Питерский, или как вас там? Если вы намерены держать меня в этой проклятой дыре, то не гасите хотя бы свет и принесите какой-нибудь мешок или тряпку. Не могу же я сидеть на камнях!
Кусков оглянулся, мрачно посмотрел на нее и ушел. Опять надрывно завизжали петли на двери, прогромыхал засов, и некоторое время слышны были удаляющиеся шаги.
Когда все стихло, Анна Александровна свалилась на пол и забилась в беззвучных рыданиях. Так прошло несколько минут. Лампочка продолжала светить.
Вскоре дверь открылась, и вошел Кусков. В руках у него был чем-то набитый мешок, графин с водой и хлеб. Все это он отдал ей и, не сказав ни слова, удалился.
Был вечер. Чуев сидел в своей комнате у стола и рассматривал старинные журналы по фотографии, которые обнаружил в чулане под различным хламом.
«Много же лет не притрагивалась рука человека к пожелтевшим страницам», — подумал Чуев, увидев на полях одного из журналов карандашные пометки, сделанные рукой брата. Он заинтересовался ими, а затем занялся чтением статьи о длиннофокусных объективах, к которой относились заметки на полях.
