И снова свободный шаг по свободному пути; тропинка манила вперед; точно так же в юности тропинка манила на знакомую поляну, где поджидал Саша. И вдруг Анна Александровна наткнулась на солнце; прикрывшись рукой посмотрела против него и остановилась ошеломленная. Солнечный поток разбивался о стволы деревьев, и нити его, повисшие от дерева к дереву, напоминали огромный блестящий редкий веник. Там, куда падал свет, контрастно вырисовывались кресты; большие и маленькие, они торчали во множестве; Анна Александровна вглядывалась, видела памятники, ограды, возвышения могил и содрогалась. Всего лишь несколько раз заходила она на кладбище. Страх, неведомый страх пронизывал ее всегда, будоражил кровь, вызывал рвоту. И сейчас, оказавшись один на один с огромным кладбищенским простором, она почувствовала себя плохо. Ей представился Моршанский (она знала, что его уже похоронили), и, возможно, здесь, под ближней могилой, он и лежит, рыжий, жалкий, так и не нашедший счастья в жизни.
Из-за деревянного каркаса могилы, на котором остановился ее взгляд, выглянула согбенная фигура и спряталась. Орлова хотела крикнуть — не кричалось, хотела убежать — и не могла, ужас душил и подавлял ее. Не в силах отвести взгляд, ждала она повторения. И фигура появилась вновь, всхлипнула и исчезла.
— Доченька, — расслышала Анна Александровна.
Она проглотила комок в горле, и кровь прихлынула к лицу. Теперь все стало просто и ясно. Орлова шагнула к ограде и приникла к ней, широко открытыми глазами вбирая открывшийся вид. Она опознала еще несколько неподвижных фигур, сидящих, склоненных, и, к своему удивлению, заметила маленькую девочку в розовом платьице. Забравшись на пень, она крикнула кому-то:
— Ой, как высоко. Снимите меня…
Успокоенная, приободренная, Анна Александровна с нежностью представила Сашу, его восторг при рождении дочки и долгую печаль после смерти. Все это было давнее, переболевшее, но четкое и надежное в памяти. «Далеко похоронен Саша, — подумалось ей, — некому прийти на могилу, некому остановиться и подумать о человеке и отозваться благодарным словом».
— Некому, — всхлипнула она, оторвалась от ограды и пошла быстрым шагом, скоро выдохлась, забралась в гущу кустов и здесь беззвучно расплакалась, заслоняя лицо ладонями, измазанными в ржавчине.
Никогда Анна Александровна с таким упорством не ходила по городу, как в эти дни. Она побывала почти на всех улицах, заходила в крупные и маленькие учреждения, в магазины, аптеки, на вокзалы и пристани, в сады и парки, на рынки — одним словом, всюду, где только были люди. Однако встретить человека, назвавшегося ей Питерским, не удалось. Другая на ее месте давно бы отказалась от такого изнурительного занятия, но она не сдавалась. Глубоко переживая допущенную ошибку, Анна Александровна горела каким-то фанатичным желанием исправить ее во что бы то ни стало.
