Кускову пятьдесят лет. Это крепкий мужчина с густыми рыжеватыми волосами и темными усами на хмуром морщинистом лице. Летом он носит клетчатую рубашку-ковбойку красноватых тонов, коричневые галифе и начищенные до блеска хромовые сапоги. Голову его украшает серая фетровая шляпа, слегка сдвинутая на левую сторону.
Сейчас Кусков стоял в глубине павильона, прислонясь спиной к стене, на которой нарисован плавающий в голубом пруду белый лебедь с шеей, похожей на штопор. В прорезь узкой двери Кусков видел небольшое пространство площади, залитой солнцем, мелькающие фигуры прохожих. Он поминутно посматривал на часы. И вот на пороге появился тот, кого Кусков ждал с таким нетерпением.
Перед Кусковым предстал Глеб Александрович Слободинский — директор Дома культуры номерного завода. На нем был помятый костюм из сурового полотна и такая же кепка с захватанным козырьком. Под мышкой Слободинский держал облезлый портфель.
Кусков с презрением посмотрел на вошедшего. По лицу Кускова пробежала ехидная усмешка.
— Трусишь? — спросил он.
Слободинский виновато посмотрел на Кускова, покачал головой.
— Вовсе нет, — ответил он, посапывая носом, будто у него был насморк. Он старался спрятаться от пронизывающего взгляда Кускова. Но все же сел на пыльный стул, скрытый занавеской. Сел с расчетом, что если кто и войдет в павильон, не сразу его заметит.
Прошло несколько молчаливых минут. Кусков по-прежнему стоял против двери, только смотрел теперь не на улицу, а на своего приятеля, который в смущении шевелил широкими черными бровями и часто мигал.
— Трус! Дрожишь за свою шкуру! — сквозь зубы проговорил Кусков и сплюнул.
— Ты подожди, Тимофей Семенович, — поморщился Слободинский. — Зачем рисковать… Твое положение такое…
Слободинский не закончил свою мысль — он увидел, как у Кускова сжались огромные кулаки и фотограф двинулся к нему. Защитив лицо портфелем, Слободинский пошатнулся на стуле. Но Кусков только приблизил к нему свое рассерженное лицо и прошипел:
— Ты, Захудалый, на мое положение не намекай! Чтобы это было последний раз! Слышишь? Твое положение более пиковое, чем мое!
Слободинский опустил руку с портфелем и сказал:
— Для твоей же пользы говорю, Тимофей Семенович. Ты ведешь себя глупо. Ну зачем ты утащил у меня письмо? Можешь потерять!
Кусков подошел к двери, закрыл ее, а затем вернулся к Слободинскому и приглушенно проговорил:
— У меня сейчас неважно с финансами, и ты мне за письмо дашь три тысячи…
